Утром я проснулась от скрипа двери. Выглянула из-под одеяла, в меня полетело несколько красных яблок. Больше он в это день не приходил. Яблоки оказались жестоко-кислыми, хотя на вид прекрасны. От них живот загудел ещё больше. Постаралась размяться, поделать зарядку, но без еды быстро устала. Целый день пела песни.
— Я плясала, я резвилась,
Песни пела лай-ла-лай.
Ты мне, чудище лесное,
Пирожок мой отдавай…,- затянула я финскую польку, путаясь в замудренном припеве.
А ночью опять выла, но оборотень больше не пришёл.
Следующий день начался с соплей, глубоким унынием и разочарованием в своей никчёмной жизни. Больше не пела и не вставала. Почти всё время спала, несмотря на голод.
Очнулась, как в бреду, Ильич мне в рот грязные тряпки пихал, и делал это очень быстро, словно торопился. Я стала сопротивляться, вцепилась в его мохнатое ухо и попыталась его оторвать. Билась, извивалась. Оборотень вставил мне кляп, и завязал сверху верёвкой. Заломив руки за спину, дал мне по попе нормальных таких увесистых шлепков. Даже через джинсы припечатал так, что кожу зажгло.
Связав меня по рукам и ногам, быстро вытащил, в дом неся, как корзинку и намертво привязал к перевёрнутому столу. Я огляделась, опять всё верх дном, всё валяется, грязно, в добавок бочки упали, рассыпались соль и мука. Жалко, можно было бы ещё лепёшек напечь.
Я сидела без движения и без права что либо сказать и тут в дверь постучали. Оборотень, накренившись вперёд, что зрительно уменьшало его рост, пошел к двери. Из-за печи я не видела гостя, но услышала. Это был мой дед Стасик.
8
Они вошли в дом. Но дальше прихожей не двинулись. Дед обстановку оценит, поймёт, что человека здесь нет, такой беспорядок. А мой рюкзак, наверно, убран, как и я. Оборотень привязал меня к столу за печкой. Ни дед меня, ни я деда не увидели. Слышала громкий голос Стасика. Он всегда говорит гулко, потому что слышит плохо. Мои мычания сквозь кляп остались им не замеченными. Сколько бы я не билась, пытаясь подать деду знак, что я рядом, ничего не выходило. Кожу натирало, верёвки слишком сильно меня прижимали к ножкам мощного стола.
— Здравствуй Нил Ильич. Младшая проговорилась, что внучку мою Алёнку не довезли до станции. Ты здесь хозяйничаешь, вот и решил к тебе на поклон прийти. Пропала девчонка. Я знаю, что ты не равнодушен к моей матери был, а Алёнка её копия. Но прошу, пойми, она дитя человеческое, ей не место в тайге.
Я не ослышалась? Ильич мою прабабку любил! Это ж, в каком веке было. Кто он у нас белый офицер или красный командир, погонщик динозавров. Оборотни долгожители однозначно.
— Не-ет, — прошипел Лихо.
Нависла пауза. Человеку тяжко беседовать с такой тварью.
— Тут кроме тебя ещё оборотни есть, — со вздохом продолжил дед, — вдруг увидишь, не обидь. Жива ли. — Скорбно поинтересовался дедушка Стасик.
— Нет, — рыкнул оборотень, и я завыла от отчаяния. Наглый врун! Вот уж отомстил.
Дедушка покидал дом, не заподозрив ничего. Долгий он путь проделал. И ведь знал куда идти. Знал, кто такой Лихо. Вместе с дедом уходила моя надежда на спасение. На войне, как на войне, все способы подойдут.
Я не из тех кто просто так сдаётся и, к сожалению, не из тех, кто способен смиряться. Любое сопротивление жизни моему желанию, я воспринимаю болезненно и начинаю искать другие пути. Раз сбежать не получилось, надо сделать так, что Ильич меня сам к людям отведёт с пирожками или без. Для осуществления этого плана мне придется стать для оборотня гораздо больше, чем гостья или добыча. Мысль отвратная, но нужно к ней привыкать.
Конечности стали затекать, заныли ноги, заболели руки. Лихо появился вскоре, опять с кабанчиком в лапах. Так он всю семью вепрей сожрёт. Присел рядом со мной и замер. Думал, решал, отпустить, не опустить. Стал медленно развязывать, вначале ноги, потом руки. Рот я сама освободила и одарила зверя самым пылающим взглядом ненависти, какой только могла выдать.
Погладил меня с головы до пят своей лапищей. Сил у меня не осталось, на последнем издыхании подхватила с пола старую доску и огрела дерзкую, бесстыжую морду. Ильич рыкнул, ему такие удары, как дуновение ветерка, только и указывали на мою обиду не больше. Взял за талию и кинул. В буквальном смысле, бросил на кровать через весь домик. Я даже пикнуть не успела, разок махнула руками в полёте и приземлилась на мягкий хлам. Подогнув к себе ноги, я замерла в позе эмбриона.
От его тяжелых шагов даже надёжные половицы шатались. Затрещали смолой поленья в печи. Оборотень протащил стол по полу, наводил порядок. От этих звуков мне неожиданно стало спокойно на душе. Я угомонилась, чему голод и усталость непременно способствовали. Стала потихоньку засыпать.
А проснулась от жажды. Мне было очень жарко. Приоткрыв глаза, я увидела, что луна заглядывает в окошко, скользит по старинным шкурам, одеялам и одежде, скомканными в одну кучу на кровати. Мягкий свет полз по большой руке оборотня. Лихо лежал за моей спиной, прижимая к своему огромному шерстяному телу. Моя голова оказалась на его плече.
На мощном предплечье как реки на картах выделялись вены. Я чуть коснулась их. Кожа светло-серая была бархатистой, на столько нежной, что подушечки на моих пальцах казались грубее. Если бы не повышенная волосатость, то можно было бы часами об такого обтираться. Широкое запястье с выделяющимся бугром круглой кости. Тыльная сторона ладони тоже в выпуклых венах в лунном свете, они казались чёрно-синими. Содрана кожа на костяшках у основания пальцев. Буянил, дрался и опять бил стены с психу. Провела по его пальцам. Длинные, костлявые и сильные заканчивались острыми когтями, которые со времени моего побега успели отрасти. От среднего пальца до локтя гребнем тянулась меховая дорожка и там заканчивалась седым хвостиком.
Медленно поднялась и села на колени рядом с оборотнем. Он лежал на спине и подсматривал за мной. Волчьей головы уже не было. Высокий лоб, острый длинный нос, от его кончика до густых лохматых волос бежал очередной меховой гребень, который опоясывал все части его тела. Мохнатые брови, уходящие к вискам, в ночи казались, покрыты инеем. Под ними огромные полуприкрытые, красивые, миндалевидные глаза, приглушённо сияли жёлтым светом. Скуловые кости выпирали под бледной кожей. Лохматая борода, как изо льда высеченная и сосульками укрывающая шею и грудь.
Я завороженно смотрела на него и не могла оторваться. Почему оборотней не рисуют такими красивыми. Ни с кем несравнимое фантастическое существо. Не зверь уже, но и далеко не человек. Изумительный, роскошный, сеющий вокруг себя сказку, серебрился особенно ночью под луной. Настолько он был нереален, что я думала, сплю. Но нет, нос уловил обалденный запах варёного мяса, и я вышла из сладкого морока восхищения.
9
В алюминиевом котелке на варочной плите печки в крутом бульоне болтался кусок кабанины. Варился, видимо долго, потому что таял во рту. Я давно не ела, вцепилась зубами в мясо и сладко, протяжно простонала. Ильич ещё и посолил своё варево. Как же вкусно, но мало. Я подумала, что с голода много есть нельзя…и оборотень тоже ведь думал так. В полутьме, кинула взгляд на кровать. Лихо лежал молча не шевелился, и, казалось, спал, но я то знаю, бдит.
