— Как не хорошо, — слащаво и фальшиво расстроился на другом конце оборотень.
— У меня предложение.
— Весь во внимание, — плутовски тянул собеседник.
— Предлагаю женщину-оборотня, королеву нашу Алёну Ярославну Белкину.
— Потрясающе!
— Она сейчас у меня, — невольно улыбнулся Иван, — не бесплатно. Это нужно для того, чтобы я был уверен, что вы не вернёте её мужу.
— Она оборотень?
— Нил обернул каким-то образом, а она оказалась ему неистинной.
Финист рассмеялся, залился смехом и не мог успокоиться.
— Лох.
— Всегда им был, — усмехнулся Морок.
— Называй цену, я забираю старшую.
Лука поиграл бровями, в очередной раз довольный своим альфой.
28
Под такую озвучку, что устроили нам за стенкой Витя с Алёной и порнофильмов не надо. Вначале, мы с Лёшей сидели на кровати и тупо ржали, а потом медленно стали целоваться, отвлекаясь на резкие крики.
Лёшка стаскивал с меня трусики, зацеловывал шею. Был по-особенному нежен, и я ластилась к нему. Мы в отличие от соседей вели себя очень тихо. И когда слышали смех или весёлые восклицания, тоже смеялись. Почему-то захотелось, чтобы Витя с Алёной были парой. Думаю, мы бы смогли подружиться. Понимала, вряд ли такое возможно, Морок не захочет, чтобы у него под крышей жило счастье и ему не принадлежало.
Лёша навалился на меня, я обняла его ногами и впустила в себя, наслаждаясь проникновением и терпким запахом мужчины. Муж стал резко вбиваться в меня, и тишину соблюдать стало невозможно.
— Давай, котёнок, — рычал Лёша, задыхаясь. — Давай им отомстим!
Я стала громко всхлипывать. Если кричать, то получаешь больше удовольствия. Вцепившись в широкую спину маникюром, я оцарапала Лёшку, и он тоже стал кричать и втирался в меня, пытаясь всунуть свой орган как можно глубже. Натёр при этом между моих складочек, и я, не стесняясь, заорала в феерическом исступлении.
Дышать было трудно, грузное тело мужчины вдавило меня в одеяла нашей широкой кровати.
За окном занималась заря и алыми лучами проникала в спальню между тяжёлых бардовых портьер.
— Люблю тебя, — шептал мне на ухо Алексей, — больше своей жизни.
Я закрыла глаза и стала погружаться в блаженную негу сна.
Иногда мне кажется, что не могу быть счастливой. Только подумаю, что теперь будет всё хорошо и у меня и у знакомых, как происходит с точностью наоборот.
Меня разбудило нежнейшее прикосновение. Лёша достигает совершенства, становится нежнее щёлка. Приоткрыла глаза, надеясь увидеть обожаемого мужа, в объятиях которого уснула, но увидела перед собой Порушку.
Девочка была надута и обижена. Ей заплели две косички и нарядили в шикарный летний сарафан бледно-розового цвета.
— Света, а мама скоро вернётся? — жалобно спросил ребёнок.
— Прасковья Ниловна! Будьте любезны вернуться в свою комнату! — в нашей спальне появилась женщина лет сорока в строгом чёрном костюме, у которого юбка прикрывала колени, как у всех женщин в этом доме. Зализанные волосы, убраны в пучок на макушке, и страшные очки в роговой оправе.
Ничего себе Морок учудил. Гувернантка из страшных снов, и девочка её явно боится.
С укором во взгляде, женщина посмотрела на меня и, схватив Порушку за ручку, потащила её на выход. Бедный ребёнок. Мало того, что в незнакомом доме, маму потеряла, ещё и условия создал этот гад невыносимые.
— Отпусти её! — не постеснялась наготы, выскочила из постели. — Отпусти девочку!
— Иван Фомич…
— Вот и иди к Фомичу! — я отобрала Прошу и завела себе за спину.
Дама посмотрела на мою обнажённую грудь, и поправив очки, совсем как моя Марго, отвернулась и поспешила настучать на меня.
— Света, а почему ты голая?
— Жарко спать в одежде, — я наспех натянула брюки и тунику, вступила в обувь и, схватив свою сумочку, побежала на выход.
Вопрос надо решать. Я, конечно, так не смогу, как Алёна зверя у Морока вызвать, но куда сама мать запропастилась, выясню. На ходу завязывала волосы резинкой. За мной хвостиком бежала девочка.
Гувернантка беседовала по телефону в одном из холлов. Мы её обошли стороной и спустились на первый этаж, где блуждали в лабиринте комнат, пока не нарвались на пожилую женщину. Она то и направила нас к Лёше.
Выбежали из дома и, обойдя его вокруг, обнаружили отдельно стоящее здание. Небольшой домик с двумя спутниковыми антеннами на крыше. Это был охранный пункт, и когда мы с Прошей забежали в него, Лёшка лежал на полу под железной стойкой и чинил какой-то агрегат, непонятного для меня предназначения.
— Привет, девчонки, — он даже не показался нам, — крысы провод прогрызли, я сейчас.
— Лёш, ты не знаешь, где Алёна?
— Нет. У Вити спроси, — он извернулся и, убедившись, что я с ребёнком, продолжать не стал.
Я посмотрела на девочку, та уже плакала.
— Нет, нет, — у меня сердце кровью обливалось. — Не плачь, моя хорошая, мамочка найдётся.
Я так начала переживать, что Лёша почувствовал это и быстро выбрался к нам. Он в грязных джинсах и футболке, натянул улыбку, чтобы поддержать ребёнка. Стал таким душкой, что я не выдержала и чмокнула его в щёку.
— Сейчас Витька́ найдём, — подмигнул Порушке и повёл нас из домика.
Искать долго не пришлось. Виктор размашистым шагом направлялся к нам. Бледный, взъерошенный и нездоровый блеск в его глазах ничего хорошего не предвещал. Он подскочил ко мне и забрал Прасковью. Прижал спиной к себе и закрыл ладонями её ушки.
— Морок продал Алёну скрытому клану.
— Что?! — у меня ноги чуть не подкосились, и я ухватилась за Лёшу, который стоял невозмутимый, как будто ничего не услышал.
— Повёз её… Я забираю ребёнка и верну Лихо.
— Нет, — отрезал Лёша, и я почувствовала, как он напрягся, потому что назревал конфликт.
Витя тряхнул головой и, бросив на меня мимолётный взгляд, начал говорить:
— Морок твою Свету не просто трахал. Он её насиловал.
— Замолчи, — выдохнула я, ужаснувшись того, что произойдёт с Алексеем, если он узнает правду.
— Когда она стала мисс Голденскай, в ту ночь он не оставил на ней живого места.
Я хотела броситься на него, заставить замолчать, но твёрдая Лёшкина рука сжала до боли моё запястье, и мне оставалось опустить голову, и, краснея, зажмуриться.
— Мне пришлось ей хотя бы лицо зализать, потому что смотреть было страшно. Следующий раз он ей лицо сохранил, но она еле шла, ковыляла в раскорячку и в машине стонала от боли. Третий раз я забирал её без зуба, с порванной мочкой, всю покусанную.
