Она медленно оборачивалась молодой женщиной. Коротко стриженые волосы и наколки по тощему, гибкому телу. Глазища большие и жёлтые уставились на меня, и горело в них безумие.
— Я убила насильника, — сиплым голосом, как у курильщицы со стажем, прохрипела она и отошла в сторону, где лежала её одежда. Надела чёрный бюстгальтер и узкие джинсы. Застёгивая ширинку, вернулась к койке, начала отрывать ремни с моих рук.
В комнату влетел долговязый мужик в белом халате, это его я видела сквозь бред в машине скорой помощи. Рядом с ним была охрана.
— Оленька, ну, зачем же так? — спросил профессор.
— Я убила насильника, насильника я убила, — повторяла она, стаскивая меня к себе в объятия. — Это моя девочка, я убила насильника.
— Прасковья Ниловна, вы не бойтесь Олю, она для волчиц безобидна, — улыбнулся мужик. — С вами всё в порядке?
Я не собиралась отвечать, опираясь на оборотницу пошла туда, куда она повела.
Прасковья Ниловна. Это значит, обо мне знают кто я и что. Обо мне могут знать только оборотни. Свои же и предали, либо мутят с вакцинами вовсе не люди, а оборотные.
Эта лаборатория отличалась от той, где содержали нас с Макси. Кругом грязь и мало света. Темные стены, страшные санузлы, не имеющие дверей, их можно было рассмотреть, проходя по длинному жуткому коридору. На железных стендах старинные надписи. Этому месту очень много лет. Возможно, здесь разрабатывали какие-то лекарства ещё в советское время, а потом просто сменили исследования.
Раздался гром, и пошатнулись стены, замигали лампы под потолком окованные в железные плафоны. Я замерла в испуге, от ужаса пробежал холодок по позвоночнику, и волосы на теле шевельнулись. Рык пронёсся по коридору, адский, утробный.
— Кто там? — от кошмара сковало горло, и я хрипнула.
— Мои сыновья, — с обезумевшей радостью ответила сумасшедшая оборотница, наглаживая мою руку. — Тридцать сыновей моих, тридцать Настиных, тридцать Аринкиных.
— Тридцать, — повторила я как в бреду, пытаясь хоть что-то рассмотреть в темноте коридора. — Ты не могла родить тридцать сыновей, если только они не …
— Демоны.
29
— Это Арина и Настя, — Оля указала мне на фотографию. Безрадостные лица у всех троих, девушки были прикованы к стульям, — как давно это было. А так и десяти лет не прошло.
— Арина не сразу появилась? — я внимательно рассматривала блондинку с большими голубыми глазами. Кажется, я её знала. Мы были подругами… она моя невестка. Вот почему не отвечал мой родной брат Илья, у него жену отобрали. Без пары самец оборачивается зверем и не возвращается в облик человека от тоски. — Она умерла?
— Да, они умерли, — без сожаления сказала Оля, накидывая на себя грязную когда-то белую блузку. — Не захотели больше рожать. Настя вздёрнулась, Аринка утопилась в чашке с чаем.
— А ты? — я рассмотрела её комнату.
На окнах решётки, шкаф, столы и кровать всё из железа. Матрас полосатый старинный, бельё замызганное. На стенах рисунки углём. Нарисовано что-то адское, мрачное и чёрное.
— О, нет! — рассмеялась она. — Меня не так-то просто убить.
Оля сверкнула глазами и показала мне клыки.
— Бежать не пробовала? — я присмотрелась к окну.
— Года два не пытаюсь, у меня же дети, куда они бедненькие без мамочки.
— Ты общаешься с ними? — подозрительно покосилась на неё. Вероятность того, что Демоны воспринимают ей за мать, а не за бесплатную еду, ничтожно мала. Демоны это страшно. Один взрослый Демон стоит в бою трёх Высших. Если здесь их девяносто, то…
— Конечно, я хожу к ним, когда их кормят. Знаешь, когда мать отлучает ребёнка от груди, она должна быть рядом во время кормления и держать малыша на руках.
Сумасшедшая, Демонов здесь кормят мясом или они жрут друг друга. Понятно, чем она защитилась от реальности. Лёгкое помешательство спасло от самоубийства.
Я подошла к окну, чтобы потрогать, насколько надёжны прутья решётки. За грязным стеклом открылся утоптанный двор, огороженный высоким забором, что украшала сверху колючая проволока, конечно, под напряжением. Прямо под окнами стояли несколько мужиков. Один из них сильно выделялся своей своеобразностью и оригинальной внешностью. Отросшие волосы были выкрашены в алый цвет, губы и брови накрашены ярко-красной помадой. Высокий с печальными плечами был одет в просторную рубаху кораллового цвета. Он не гей, этот специфический тип изрядно не в себе.
— Это Красный. Он привёз тебя.
Подведённые черным карандашом глаза модифицированного оборотня были жёлто-зелёного цвета, уставились прямо на меня. Рядом стоящий мужчина совершенно седой с нереально мощной фигурой, как у Макси, тоже обернулся.
— А это Серый, он ненавидит чистокровных оборотней, не подходи к нему, может ударить.
Странно, но возраст у этого мужчины остался. А ведь обычно оборотни молодятся, желают выглядеть моложе. Вот моему папе… точнее гаду Лихо триста сорок шесть лет, а выглядит лет на сорок. А этот человек после трансформации толи не захотел, толи тормозил процесс омоложения, лет пятьдесят, если не больше. Но здоровый!
— Давно я здесь? — спросила у Ольги, разглядывая компанию Красного, которая теперь в полном составе смотрела на меня.
— Неделя. Евгеша переборщил со снотворным.
— Евгеша это профессор?
— Евгений Николаевич Воротовский. Мой муж.
— Ты не можешь родить от человека, — неуверенно произнесла я. — Подожди, ты не привитая.
— Привитая, Евгеша нас с девочками чем-то накачивал, чтобы мы рожали.
— А в меня такое вкалывали?
— Пока нет, ты же спала.
Неделя. Макси!!! Ты же найдёшь меня? За неделю ты мог меня догнать. По щекам полились слёзы. Ольга вдруг меня обняла, и я, с высоты своего роста, уложила ей на плечо руку, прижав к себе.
— Не бойся, Лёлик, мы скоро с тобой в лес побежим.
— А мои дети?
— Твои дети… — В этот момент опять пошатнулись стены и с потолка посыпалась тонкая струйка старой извёстки. — Выросли. У тебя другие будут.
В дверь постучали, и появился какой-то бородатый мужичок в белом халате и с винтовкой через плечо.
— Девочки, профессор ждёт.
Красный сидел, нога на ногу, его обтягивающие брюки были ему коротковаты, торчали тонкие волосатые ноги. Он подвёл губы без зеркала, испачкав половину лица, стал походить на злого отрицательного героя Джокера из комикса. Рядом старый диван провалился вниз, явно перевешивая клоуна, там сидел громила по прозвищу Серый. Модифицированные сидели тихо, слушали, что говорил профессор Воротовский.
Сквозь линзы очков Евгений Николаевич изучал на своём планшете присланную ему информацию, постукивал пальцами по обшарпанной столешнице старого письменного стола. В гранёном графине стояла вода. Я хотела пить, но не желала привлекать к себе внимание.
