Катя спит. Я тихо выхожу в прихожую, накидываю куртку, натягиваю свои рваные кроссовки. Очень аккуратно открываю дверь и натыкаюсь на огромного серого волка. Он лежит, свернувшись калачиком на коврике у двери. Поднимает на меня красивую умильную морду, с прижатыми к голове большими ушами, и его большой пушистый хвост виляет и стучит по полу.
Это он. Делаю шаг в сторону, он встаёт, потягивается, как обычный зверь и пихает в мои сложенные вместе ладони свой мокрый чёрный нос.
— Я должна уйти.
Волк не отвечает, смотрит на меня тёмными почти чёрными глазами и продолжает дружелюбно махать хвостом.
Обхожу его, спускаюсь с лестницы, он за мной. Иду, оборачиваясь, волк отстаёт шагов на двадцать, но не упускает из вида.
— Уходи! — кричу ему. — Я не буду с волком жить!
Он отстаёт. Бегу, бегу, что есть сил по улицам спального района, заворачиваю в парк, чтобы сократить расстояние до центральных улиц. Я пешком доберусь до автовокзала, оттуда к родителям.
В парке темно, через один горят фонари, и я бегу, как в какой-то игре от одного луча света к другому, боясь попасть в кромешную тьму. Сердце бьётся от волнения, я задыхаюсь.
На меня кто-то большой наваливается и тащит в глубокую темень. Рот затыкают широкой ладонью. Я думаю, что это Иван решил со мной нехорошо попрощаться. Но чувствую тошнотворный запах перегара. Чужие руки пытаются содрать с меня джинсы, приковывая насильно к толстому стволу липы.
Всё происходит слишком быстро, и слишком медленно до меня доходит, что сейчас в меня может войти не мой любимый Ваня, а какой-то насильник. Дикий ужас. Я тщетно пытаюсь сопротивляться, но у меня совсем нет сил. Мне делают больно, заворачивая руки. Такой беспомощной я чувствовала себя только однажды, когда убивали моих родственников, а я сидела спрятанная в бочке из-под селёдки, смотрела в щёлку на происходящее. Полное безволие, абсолютное насилие и уничтожение тебя, пусть не физически, но морально точно.
И вдруг я падаю на холодную сырую землю, в панике отползаю назад. Серый волк накидывается на мужчину. Человек кричит, укрывается, пытается бежать. У него расцарапано перекошенное болью лицо, течёт его кровь с рук и шее. Он, запинаясь об кусты, убегает, скрывается в темноте.
Ещё мгновение волк-зверь, потом он встаёт на задние лапы, вытягивается вверх, переливаясь в человеческие формы. Его глаза горят ярким светом, но потом тухнут, чтобы не пугать меня.
— Малыш, пошли домой, — жалостливо скулит Ванечка, и я начинаю рыдать навзрыд.
Мы доходим через кусты ближе к спальному району, там Иван переодевается. Он усаживает меня к себе на широкие плечи, закидывает мою сумку себе на плечо. Я еду верхом на самом классном парне этого мира. Мне неудобно, я, боясь упасть, насмерть впиваюсь в его кудри.
Проходим мимо дом Кати. Все уже спят давно, глубокая ночь вокруг, и мы одни. Иван шагает бодрым шагом в сторону нашего общежития, неожиданно для меня достаёт из сумки телефон и отдаёт мне. Я не слышу звонка. На экране мама с папой. Отвечаю сразу.
— Кристина! — мама делает вид, что капает в стакан валерьянку. — Мы тебе двадцать раз звонили! Почему не берёшь трубку?
— С тобой всё в порядке? — заглядывает в экран папа, внимательно сквозь очки смотрит на меня. — Ты что, верхом едешь?
— Да. Всё хорошо. Я не слышала звонка. Извините. Идите спать, поздно.
— Как твои дела? Где ты взяла лошадь? Мы с мамой решили, если ты сдашь на права, то подарим тебе дедушкину машину.
— Если сдам на права, я сама себе куплю машину. Дедушкино роскошное корыто оставьте себе. — закатываю глаза, и тут же хватаюсь за Ивана, предплечьем закрывая ему глаза. — Спокойной ночи.
Отключаю телефон. У меня кружится голова, и я падаю вниз. Не чувствую тверди под ногами, меня кружит и вертит. Я нагибаюсь, поддерживаемая руками Ивана. Меня рвёт.
Мне так стыдно за своё здоровье, за то, что произошло, что начинаю плакать.
— Это ведь не то что я думаю? — утираю рот.
— Хорошо бы, но вряд ли, — усмехается Иван, а потом накреняется ко мне, чтобы смотреть в глаза. В свете фонарей его лицо отчётливо видно. Переживает и беспокоится, но смотрит хмуро. — Спотыкаешься постоянно, падаешь, плохо слышишь, плохо видишь. Ответь мне только на один вопрос…
— Нет! — огрызаюсь.
— Я сказал, отвечай! — рычит в ответ. — Это вопрос жизни и смерти. Твоей жизни и нашей смерти.
— Ты здесь не причём!
— Мы истинная пара.
— Что это такое?
— Потом объясню. А теперь отвечай! Кристина, ты когда в последний раз оборачивалась?
День шестой. Седьмой подвиг Ивана
Он звонил какому-то человеку, что ему нужна машина. Мой страх перелился в агрессию.
— Ты говорил, что у тебя никого нет! — кричу я, пытаясь вырваться из его крепких рук. — Ты обманщик! Как так можно!
В его объятиях не могу пошевелиться. Его шёпот прямо над ухом, но я не слышу, что Иван говорит. Мне страшно. Как тогда…
"Я в бочке сижу, когда все умерли, и вдруг, крышка сверху меня слетает и чужая рука, чужая воля властвует надо мной. Меня берут за волосы и поднимают над полом, вытаскивая из укрытия".
— Кто это был? — спрашивает Иван, и я понимаю, что вспоминаю вслух.
— Волки, но не такие, как мы, — я утыкаюсь Ванюше подмышку и начинаю говорить скоро, чтобы не бояться, выплёскиваю, что есть. Мне опять страшно и больно. Я хочу доверять, но не могу, словно меня режут, поэтому плачу, поэтому кричу и кусаюсь. — Наша стая в деревне, у нас Высших было всего трое. А они пришли огромным кланом. Триста особей в одну ночь всех перегрызли. Мама с папой сунули меня в бочку из-под селёдки, надеясь, что запах собьют. Но эти чужие, они были, как люди, они не по запаху искали, они переворачивали всё верх дном, они рыскали по углам наощупь, доверяя зрению.
— Это Модифицированные. Как ты сбежала?
— Вот так, — огрызаюсь я. Сильно укусив Ивана, резко отпрыгиваю в сторону, он не успевает поймать. — У меня молниеносная скорость. Я убежала, поймать не смогли. В тот день мне исполнилось ровно десять лет, и я в первый и последний раз обернулась. Я бежала из дома, по лесу. Я бежала туда, куда велела мама, в город. Там уже девочкой, я пришла к своим вторым родителям, приёмным. Они знакомы были с мамой. Они старые, их дети выросли, они удочерили меня.
Я смотрю на Иванушку, он растерян, протягивает ко мне свои ладони, но я отхожу от него.
— Я не хочу волков. Я буду человеком. Навсегда! Убирайся! От вас одна кровь! Я выросту, стану взрослой, и в шестьдесят или семьдесят лет, когда у меня будет работа, своя машина и своя квартира, я выйду замуж за человека.
— Это законом запрещено. Оборотень может жениться только на Дамке, такая человеческая женщина, которая способна родить волку потомство. Я и думал, что ты Дамка. А потом внимательно следил за тобой. Все твои повадки — животные. Кристина, — он не делает резких движения. — Война давно закончилась. Ты мне доверяешь?
