— Вот как надо по карьерной лестнице подниматься, — усмехается Лера, глядя на женщину своего возраста, двадцать шесть лет не больше. — Наверно, отсасывать начинала у мастера, гляди, до каких высот добралась.
— А ты что-то тормозишь, — улыбается Катя. — По твоей логике ты уже должна быть у Марины Викторовны в кровати.
Они начинают пререкаться, а я под шумок решаю быстренько сбегать "по-маленькому". В коридорчике рядом с нами стоит приготовленная каталка из буфета, на ней канапе, бутылка вина и фужеры. Будут спаивать гостью перед тем, как пустить по мастерским.
В лодочках бегаю я быстрее, поэтому долетаю до женского туалета в одну минуту, открываю дверь в ближайшую кабинку, и мой взгляд упирается в смуглый член в руке… я даже вижу вены на этой руке и длинных пальцах.
— Это для девочек!!! — возмущённо кричу я.
— Этот? — незнакомец вытягивает свой половой орган, и тот начинает чуть увеличиваться в размере. — Этот точно для девочек. Хочешь?
И только после того, как, не дождавшись от меня ответа, наглец скилывает капли с члена и прячет его в чёрные брюки, я заливаюсь краской до кончиков волос, осознав, что сейчас видела голого мужчину, и пусть не полностью, но самую важную его часть. Вместо того, чтобы умереть от стыда, страха и очередного позора, я поднимаю глаза на взрослого парня.
Он высокий и смуглый, кареглазый и очень красивый. Правильные черты лица моему внутреннему художнику очень нравятся. Волосы его немного вьются и падают на высокий лоб, а в чётком контуре губ играет улыбка, делая молодого человека ещё краше. Никогда не видела, чтобы кому-то шёл чёрный цвет. Вот он, обладатель такого дара весь в чёрном, как на похоронах… А вдруг, у него что-то случилось?
И мои мысли несутся от смущения к переживаниям.
— Ты меня выпустишь? — щёлкают два пальца перед моим лицом, и я, потупив взор, ухожу в другую кабинку.
У меня создаётся такое впечатление, что меня лишили девственности. Лёгкое опустошение и отсутствие понятия, что с этим делать.
— Ты здесь работаешь? — слышу его голос под шум воды.
— Какая разница? — бурчу себе под нос, но он слышит мой ответ.
— А в каком отделе?
— Монтировка.
— А я тоже работать здесь буду.
Я бы предпочла подождать, когда он уйдёт, чтобы не встречаться с ним взглядом, но меня ждут. Две девушки на входе, это как-то «на покойника», третья очень нужна. Быстро споласкиваю руки. В этом туалете кран один, поэтому отжимаю территорию под струёй воды у мужских рук, хватаю бумажное полотенце, обтираю быстренько руки и несусь обратно.
— Погоди! — в его голосе растерянность.
Он вылавливает меня в коридоре, который пустует. Сейчас все на своих рабочих местах, в образцово показательных мастерских.
— Мне надо, — пытаюсь увильнуть, но он почему-то смеётся и ловит меня руками за талию. И я в порывах выкрутиться, налетаю на тележку с закусками, приготовленными для гостей.
Парень меня пытается спасти, но я уже споткнулась и лечу навстречу увольнению. Тележка из-под меня ныряет незнакомцу под ноги, и он тоже падает. Мы на пару летим… летим на хлеб, что подаёт Лера богато одетой блондинке. И я лечу первой, на пол спиной, а парень сверху. Зажмуриваюсь, это будет больнее, чем упасть под автобус.
Но боли нет, я приземляюсь на мужское предплечье, голова мягко покоится на широкой ладони, попа тоже уютно устроилась в мужской руке. Сам любитель женских туалетов на мне сверху, и всё бы ничего, если бы не задранные вверх мои раздвинутые ноги, между которыми и лежит парень.
Хлеб-соль на подоконнике, осколки по полу раскиданы, бутылка вина в руках блондинки, она её выловила в полёте, знает девушка, что ловить.
— Весело у вас, — улыбается она и, обойдя нас стороной, направляется дальше по коридору, а за ней огромная делегация.
— Петрова, — рычит Саныч, показывая мне кулак.
— Но! — возмущается парень, что лежит между моих ног. — Не грози девушке.
— Я! Я вам такое… такое устрою, гадюки подлые!
Мне кулак уже не показывает, угрожает Лерке и Катюхе.
Десять подвигов Ивана
Слёзы градом льются, я растираю их вместе с тушью, которую так экономила. Тушь заканчивается, а я водички добавлю, спицей по стеночкам баночки поскребу, и ещё хватает. Даже жалко, что придётся опять краситься. Всё чаще меня мысль посещает, что было бы экономней не наводить марафет и не покупать модные вещи. Я, конечно, мечтаю о принце на белом коне…
Он спешно вылетает ко мне из прилегающего коридора. Виновник всех моих бед. Я поворачиваюсь к нему задом и продолжаю подметать осколки фужеров с пола.
— Они вычтут мне из зарплаты всю эту посуду. Хорошо, что вино уцелело, говорят, оно французское стоит неимоверно, — жалостливо говорю я, и не сдерживаюсь, опять реву.
— Не плачь, из моей зарплаты вычтут, — тихо отвечает кареглазый. — Меня на работу приняли, обещали через десять дней аванс.
Это успокоило. Значит, можно не беспокоиться о неплановых тратах. Я подхожу к подоконнику, там лежит хлеб, на пол он не упал, сразу улетел сюда. Оторваю кусочек и пробую. Вкусно, как!
— Может, и соль сметёшь в кулёчек, — троллит он.
— Видно, голодом не сидел, — я беру хлеб подмышку и направляюсь ближе к своей мастерской. Рабочий день никто не отменял.
— Иван, — он подаёт меня руку, и я думаю, пожимать или нет. Он мне нравится, но не заладился день у меня.
— Кристина, — стараюсь хлеб не выронить.
— Раз ты моя единственная знакомая, выручай. Жить мне негде. Можно, я у тебя поживу десять дней до аванса, потом квартиру сниму и съеду.
— У меня места нет!
— Я на полу посплю, — расплывается он в улыбке. — Если откажешь, я попрошусь здесь пожить у сторожей, там вроде есть комната…
— В той комнате для жизни нет ничего, — возмущаюсь я. — У меня просто… А вдруг ты маньяк?
— Нет, маньяков на работу сюда не берут.
Он отворачивается и начинает смеяться. На его красивом лице отображается неподдельное удовольствие.
— И? Что смешного? — не понимаю я.
— Попал я, — пытается взять себя в руки. — Так как, пустишь? Кормить себя сам буду. Через десять дней заплачу.
— Не надо платить. Я подумаю, — я тащусь в мастерскую, чувствуя его пристальный взгляд на своей фигуре.
О нём я не думаю. Девушки в мастерской щиплют хлеб, лежащий на моём верстаке, а я не спешно приступаю к работе. Наушники в уши и вперёд.
Доделываю работу самой последней. Егор Алексеевич, что выдаёт и собирает золото, терпеливо меня ждёт. Взвешивает изделия, кусочки, стружку и золотую пыль. Говорит мне потери. У меня всегда минимальные, я очень аккуратно работаю. Поэтому мне доверяют высокую девятьсот пятьдесят восьмую пробу золота.
