— А вы знаете, что такое тир?
— А то, — дед, не стесняясь меня, задрал свою рубаху, оголив волосатое бедро. Там, на месте трусов у него висела льняная замызганная сумка, из которой он извлёк… айфон последней модели. Очень мастерски, принимая во внимания его когти в три сантиметра длиной, он включил аппарат. Открылось несколько вкладок. Я уловила экономические новости с ситуацией на фондовой бирже, кино онлайн, анекдоты последнего десятилетия и словарь современных слов.
— И как Лихо…, — я забыла про сковородку, там шваркнуло масло, на него я быстро покидала колбаски и разбила пять яиц.
— А что Лихо? Хотел выйти, да кто ж ему даст, бестолковому. Он в пятнах Роршаха одни влагалища видит.
Дед видимо не стал дожидаться, когда я выйду из ступора, и перевернул яичницу, взяв железную лопатку, хотя покрытие было тефлоновым.
— На сковороде с таким покрытием только пластиковой или деревянной лопаткой можно пользоваться.
— Многое не знаю я, но буду, значить, изучать, вникать, — учительским тоном говорил дед, и его оканье и акцент пропадали иногда.
— А, — растерянно начала я, не зная, с какого края подойти к дальнейшему разговору. Приготовила большую тарелку, скинула на неё готовый завтрак. — Для чего Вечные из леса выходють… выходят?
Дед взял вилку из стойки для столовых приборов и не усаживаясь за стол, стал поглощать еду.
— А Ильюша не говорил?
— Вы Илью знаете?
— Так я его прапра… и ещё сколько то «пра» дед, — он довольно заурчал, накидываясь на жаренные колбаски. Рвал их целыми белоснежными зубами. Посмотрел на меня и предложил присоединиться.
— Нет-нет, кушайте, — отнекивалась я, сделав шаг назад. — Так для чего?
— Нас мало, выходим мы редко, когда мо́лодежь развязывается и ведёт себя несоответственно нашим законам.
— А что мы сделали, что вы пришли?
У меня закралось нехорошее предчувствие, что я кормлю убийцу своих детей.
— Богатели, кланы Скрытые тупеньки стали, сами с вами дружбу водють. Не порядок, — протянул Вечный волк, доел яичницу и вручил мне пустую тарелку. — Ну-у, хозяюшка, уважила старика. Проси, что хошь.
Я смотрела на него во все глаза, пока он приглаживал свою бороду и довольно облизывался.
— Жить хочу с мужем и детьми, — страха не было. Рядом с этим дедом почему-то страх исчезал, и не было беспокойства.
— Будь по-твоему, лапушка, — вот тебе слово моё вечное, — все кто в доме сём жить будут и носа своего не станут показывать во время «уборки», станут следующим поколением.
— Их же можно уговорить, — задумалась я. — Можно сказать, что нельзя корпорации организовывать и среди людей жить.
— Тот, кто запах золота почуял, другие запахи призирает. Эта болезнь лечится полным лишением или уничтожением, — был ответ. — Я поговорю, лапушка, поговорю. Если услышат, разденутся и побегут по лесам, так и делать ничего не надо. Только вот наивный ты, человечек, раз веришь в то, что оборотни, как люди.
— Деда, а как… ты ж один.
— Так и глист сильного пожирает, а я ж не глист, я…
Он подсмотрел в свой телефон, нахмурился и без оканий выдал:
— Я очень крут, я держу себя в руках, но чувствую, что вырвусь, я супер стар и кровь сдавать хожу в ведре.
— Как же ты без денег? — усмехнулась я. — В современном мире без денег некуда. И одежда у тебя не очень. У меня отцовская есть.
Он смотрел на меня своими страшными глазами, и вдруг они перестали светиться, стали приобретать человеческий оттенок. Глубокие серо-голубые глаза, немного выцветшие, но это не важно, главное, в них было что-то колдовское, как в моих, завораживающее, манящее.
Его рука погладила меня по голове.
— Нил Ильич говорит, что светить можно в живот беременной и видеть, как там младенцы живут.
— Да, — усмехнулась я. — Но мы решили не смотреть, будь, кто будет. Нам всё равно мальчик или девочка.
— Два мальчика и девочка, — тут же ответил он. — Во время войны по одному, волчата не рождаются.
Я опешила. То-то есть всё время хочется и живот для маленького срока большой.
— А метку она тебе неправильно поставила. На груди ставить надо, — дед ухватил меня за грудь, я машинально схватилась за сковородку и огрела его по голове. Он шарахнулся, бурча себе под нос что-то старославянское. Ворча отошёл в сторону и посеменил по-старчески к своему коробу.
Очень быстро закинул короб на плечи и побежал к двери, что вела во двор.
— Стой! — крикнула я и бросилась его догонять.
Выскочила на холод, ища глазами деда, но его не было, и запах его пропал. Посмотрела по следам. Плохо их было видно на чищеной дорожке. А потом заметила, как у дороги мелькнул хвост огромного белого волка. Он был размером с лошадь не меньше. Удалялся, исчезая в снегах, утягивал с собой волну спокойствия и безмятежности, что окутывала меня. Ещё мгновение, ещё секунда, и я замёрзла, я испугалась, вернулась в дом.
Закрыла холодильник, стала мыть сковородку и тарелку. У меня было двоякое ощущение. Восторг от того, что я только что прикоснулась к чему-то древнему, мифическому и легендарному. Словно время свернулось колесом, и я побывала там, где были люди шестьсот лет назад. С другой стороны появилось беспокойство за будущее.
Я вернулась в холл. Оборотни вернулись. Кристина с Иваном как раз раздевались. Влюблённый Ванечка присел у ног своей пары и снимал с неё сапожки, заботливо очищал её джинсы от снега. Хорошим он будет отцом, с такое всеобъемлющей заботой, и пять волчат не помеха. Маленькая Крис тоже уделяла своему волку внимание, приглаживала угольные кудри на его голове и позволяла о себе заботиться, втихаря поглядывая на него глазами полными волчьей любви и верности.
Илья тоже снимал свой тулуп, стучал ногами на коврике. В его тёмной бороде наросли сосульки. Сколько раз просила сбрить, говорил, что у отца должна быть борода. Странное представление об отцовстве, но сильно спорить не буду. Теперь вообще спорить перестану.
— Что случилось? — насторожился Илья, заметив меня у лестницы.
— Дед ваш приходил. Очень древний… точнее Вечный. В лаптях и с коробом.
Воцарилась тишина. Звенящая, давящая на нервы тишина.
— И? — голос Ильи казался криком отчаяния в этой тишине.
— Выживут только те, кто будут жить в этом доме. Он обещал, за яичницу, что я ему приготовила.
— Он ушёл? — Илья мне верил, потому что сам его встречал однажды в лесу. Дед такого нарассказывал моему мужу, что теперь сложно будет заставить Белкина уйти в бизнес. Оборотни должны жить скромно и у леса. И хотя жили мы по меркам людским вполне богато, Илья считал, что так нормально, так нужно существовать, чтобы выжить.
— Да. Он белый волк. Убежал.
