«Надо отпускать своих людей», — сказал мне Гурьян.
— Ты замуж вышла? — с улыбкой спросил Юра, заметив на моём безымянном пальце правой руки обручальное кольцо.
— Да, — помялась я, покрутив гладкую огромную обручалку. — Как вы, с Ирой?
— Нормально. Видимо, тоже поженимся.
Мы помолчали. Уже чужие настолько, я пожалела, что пришла.
— Пройдёшь?
— Нет. Я уезжаю. Навсегда.
— Понятно, — вздохнул он. — Тебе за всё моё человеческое спасибо. И долг с меня не требуют.
— И не потребуют. Ирке привет передавай. Я не вернусь, Юр.
Мы одновременно двинулись навстречу друг другу и обнялись. Нелепо так, боязливо.
Больше я ничего ему не сказала. Оставила ключ от квартиры на полке с обувью и вышла, не оглядываясь. Было немного горько расставаться со совей старой человеческой жизнью. С другой стороны меня ждало нечто новое, неизведанное.
Я вышла из подъезда и села в машину на переднее сидение. За рулём сидел Гурьян. Без слов взял меня за руку, и стало немного спокойней. В последнее время мы с ним редко виделись. Он помогал Макси, на плечи которого выпала самая страшная карательная операция. Гурьян вынудил его дать клятву Высшего, что перебьёт всех Модифицированных. Обернул их с Прошей ребёнка и попросил больше не рожать людей. Неудивительно, что нас люто ненавидят. Нас все ненавидят. Осталось совсем мало бойцов, которые последовали следом за Вечным.
Десять волков и Юля. Мы забирали с собой Алёну Белкину. Она так и не обернулась человеком, почти не приходила в сознание. Её носили в тёплом одеяле и кормили через трубку.
Приехали на вокзал к самому отбытию поезда, что увезёт нас на восток. Выкупили целый элитный вагон, наняли двух проводниц в собственное ведение. Загружались с песнями и свистом. Походила наша компания на туристов: много походных рюкзаков, котелки и одежды защитного цвета.
Я еле сдерживала слёзы, не уходила в купе, когда поезд тронулся, провожала взглядом убегающие здания моего города. Мне казалось, что каждое из них отрывает частичку моего сердца. Сняла шляпу и приклонилась к холодной стене чистого тамбура.
Гурьян пришёл. Обнял меня сзади и поцеловал в шею.
— Там такое купе, — шептал он, и электричеством пробегала дрожь по телу от его шипящего голоса. — Кровать двуспальная. Пойдём, Чулочек, поваляемся, а то я устал.
Я усмехнулась и пошла за ним.
Вагон «люкс» в темно-коричневых тонах с зелёными шторами на окнах приятно удивил. Там был шкаф купе и действительно двуспальная кровать. Стол и выход в отдельный санузел. В таких вагонах мне ездить не приходилось. Я кинула шляпку на стол, полезла расстёгивать рубаху на своём мужчине. Не выдержала и пустила слезу.
— Моя девочка, — стал целовать меня Гуру, медленно стягивая рубаху. — Не плачь. Всё устроится, вот увидишь.
Он был предельно внимателен и очень нежен. Раздевал меня медленно, целовал ласково. И я почувствовала влечение, не такое бешеное, как раньше, скорее тугое, вязкое, требующее долгой развязки. Захотелось обнимать, прижиматься. Тело к телу, чувствуя его тепло.
Разрыдалась, не выдержала. А он целовал и гладил по голой спине своими ладонями. Подтолкнул к кровати, и я покорно поплыла к двуспальному месту, откинув покрывала, легла на белоснежные хлопковые простыни.
Его руки развели мои колени, и пылающий рот приник к лону. Умел Гуру успокаивать, иначе как объяснить, что истерика сменилась всхлипами, тяжесть внизу живота искала выхода. А когда вошли в меня его пальцы, то я принялась двигать бёдрами, желая большего.
Он брал меня бережно без резких движений и страстной боли, заполнял собой моё нутро, придавливал к кровати своим телом. И получалось что он и во мне и на мне, и везде. Я под его прикрытием, я в его объятиях, обласканная, затисканная. Гуру урчал и мурлыкал, был невероятно мягок, беспрерывно поглаживая. И после первого оргазма, я забыла, по какому поводу страдала.
Любовь была всеобъемлющей и уже после долгого изнуряющего секса, я лежала на широкой груди оборотня, водила пальцами по мохнатым гребням, что опоясывали его тело. А Гуру смотрел в телефон и хмурился.
На экране очередная экономическая статья, биржевые новости и крупными буквами название корпорации «Голденскай».
— Неужели, «Голденскай» принадлежит оборотням?
— Угу, — задумчиво протянул Гуру, плотнее прижимая меня к себе за плечо. — Нил Ильич Лихо её организовал, чтобы развалить все остальные корпорации и убить Дрёму. Собирался собственное детище разорить напоследок, но ему нож в сердце воткнули и глаз выбили. Теперь он полноценное одноглазое Лихо, — он гоготнул.
— Кто ж с ним так?
— Один лютый зверь. Правильно поступил. Не смог бы Лихо дело закончить, держит его Алёна Ярославна в цепях своих.
— К стати! Надо покормить!
— Иди. Мне почитать надо.
Я слезла с кровати. За окном было темно, мы неслись на всех скоростях. Я натягивала нижнее бельё, мечтая после кормёжки больной волчицы попить чая.
— Гуру, а ведь «Голденскай» знают о тебе. Они попытаются…
— Убить нас, — кивнул Гуру. — Не бойся, Чулочек, я обо всём позабочусь.
Нет, ну это же удобно, иметь такого заботливого и дальновидного мужчину. Он втянул меня в ужасные дела свои, но не оставит, и с ним я не пропаду.
— Я, похоже, люблю тебя, Гуру, — тихо сказала я, накинув рубаху, вышла из нашего комфортабельного купе.
— Я тебя тоже, — крикнул он мне в след, вызвав улыбку от уха до уха.
Большая волчица лежала на полке в отдельном купе. И то, что нос её был сухой, и она сильно болела, не избавило её от верёвок на лапах и намордника. Кормила я волчицу вместе с Юлей. Девушка относилась к Алёне с особой жестокостью. Белкина убила её родителей, поэтому не заслужила почёта. Сгладить отношение у меня не получалось, запретила пинать и на том спасибо. Видели б защитники животных, что говорила и что творила Юля, поубивали б. Но мы не просто волчицу кормили, мы оборотницу выхаживали, у которой регенерация почти отсутствовала, и несчастная умирала от тоски по своему истинному. Без пары оборотни могут погибнуть, вот и Алёна погибала без Дрёмы.
Чай. Я хотела попить чая. В коридоре стояли все свои.
— Встречать будут, — говорил один из бойцов.
— Гурьян говорит, что не прямо к ним пойдём, заглянем к Вечным.
— Серьёзно?
— Да. Я уже жду не дождусь.
— Охренеть, вот это приключение. Юль! Заходи к нам!
Девушка показала им «фигу», а меня бойцы в почтении пропустили, вытянувшись по стенам.
Гуру уже чаёк в стаканах принёс. Хотя, вслух я не произнесла, чего хочу. Припас овсяного печенья. И, любуясь в окно на пролетающие пустынные поля, я наслаждалась поездкой.
