Я во все уши слушала Осю, попивая свой сидр.
— Если бы я тебя трахнул. Поверь, мне Лен, я бы сделал это красиво и постарался с тобой остаться дольше, чем с кем это не было. Но все твои Эти, оборотни и языческие божки поимели бы власть над тобой. Многие, убогие подумают, что это ерунда и бред. Но только не чернокнижники, мы знаем, что охраняет человека. Твоя сила в твоём воздержании и строгости, — он рассмеялся. — Судя по твоему побледневшему личику, тебе уже нечем прикрываться перед нечестью.
— И? — испугалась я. — Что же не девственники такие уязвимые?
— Верность в браке ровняется девственности. Если ты переспала с каким-то из этих мужиков, то ты должна хранить ему верность и лучше всего склонить его к браку. Иначе, хана тебе, Страж дырявый.
— Спасибо, Ося, ты настоящий мужчина, — от чистого сердца поблагодарила чернокнижника. — Можно сказать, защитил глупую.
— Ты не глупа, и наивности в тебе немного. А вот врага надо знать в лицо.
Я отвернулась, глядя в окно. Ходили люди, совсем рядом с кафе припарковалась крутанская тачка моего профессора. Я поднялась, и Ося со мной. Понятно, захотелось посмотреть на моего любовника.
Данил вышел из машины, опёрся на капот и улыбнулся. Лучезарная улыбка, опять очки на носу и дорогой костюм чёрного цвета. Ах, белоснежная рубаха! Чем не жених. Но самое главное, заметив Осю, он не изменился в лице. Это давало надежду, что меня перестанут к чернокнижнику ревновать.
Я остановилась, чтобы попрощаться с Осей, а он встал, как вкопанный, и сильно побледнел.
— Это он? — замогильным голосом спросил мой друг.
— Да, мой профессор. Короткая юбка по твоему научению, сделала своё дело, — ответила я, стараясь натянуть улыбку, но Ося пугал.
— Он опасен, Лен. Да ещё и колдовская гетерохромия*, — он с ужасом в глазах посмотрел на меня. — Лен, ты от него не сбежишь.
— Да, я и не собиралась. Сам говорил, верность и всё такое.
— Ты не понимаешь, — он натягивал капюшон на голову и начал пятиться назад. — Лучше б я тебя трахнул.
— Ага, размечтался, — хмыкнула я. — Бывай, Ося.
И он убежал, затерявшись в толпе. Скинув его слова, как пыль, я улыбнулась и пошла к профессору.
— Леночка, радость моя, а почему у тебя такая юбочка? — Данил открыл мне дверь и пригласил сесть в машину.
— Это чтобы легче шпаргалки было прятать, Данил Казимирович, — похотливо смерила его взглядом.
— Леночка, радость моя, а трусики у тебя зачётные? — накренился ко мне, и я почувствовав его запах, захотела секса.
— Стринги, Данил Казимирович, чтобы было легче отодвигать в сторону, — прошептала я и села в машину.
— Как же я по тебе скучаю, любимая моя девочка, — жалобно выдохнул профессор и закрыл дверь.
Нас двое в машине, и я не могу дождаться, когда кончится этот бесконечный город. Когда мы уединимся в моей квартире, где можно укрыться от любопытных взглядов и целоваться ненасытно.
И в этот момент я вспомнила Осю. Как ножом по сердцу, все его слова. Я посмотрела на гордый профиль Данила Казимировича. Ничего опасного не увидела, а взгляд его вообще осоловелый и влюблённый.
— Что-то случилось? — спросил он.
— Женись на мне, как можно быстрее, — сказал я и ахнула, когда профессор резко повернул из правого ряда в левый и завернул с центрального проспекта на улицу рядом.
— Куда мы? — обеспокоенно спросила я.
— Венчаться.
Я не так представляла свою свадьбу. Хотя это венчание, а свадьба — это торжество. Тайна. Нас венчал отец Александр. Предупредил, что всё не так, как надо, вроде как исповедуются люди по-настоящему. Но мы так спешили, что отец Александр уступил.
И я клялась в верности и любви мужу, и он тоже клялся. Надевали купленные Данилом кольца.
Всё в каком-то тумане, и только его губы, единственное за что можно удержаться в реальности. Только Данил Казимирович реален, только он, и больше никого не существовало в моём мире.
Он хотел пригласить меня к себе, но до моей квартиры было ближе. Поэтому я утащила мужа к себе, где всё мне привычно, где я бы смогла раскрепоститься.
______________________________________
*Гетерохроми́я — различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза
19
Я сидела, откинувшись на Данила, он обхватил меня ногами. Его пальцы трогали соски на моей груди. И эта морящая пытка продолжалась несколько минут. Гладил, покручивал, даже шлёпал пару раз. Я уже в голос стонала. По внутренней части бёдер стекали мои соки. А меня продолжали пытать.
— Хочу, — это было уже не первый раз в нашу ночь. Потух огонь в камине, и мы сидели в полумраке. Опять внутри всё болело, натёртое и удовлетворённое, а он опять что-то от меня требовал.
— Что хочешь? — искуситель шептал в ухо.
— Тебя.
— А как?
Что он добивался? Я понятия не имела. Сосочки замученные уже ныли и я отпрянула.
— Всё, больно, — задыхаясь, прошептала я.
— Дай, поцелую.
Я вывернулась и опрокинула его на диван. Он поддавался мне. Ловил любое моё движение, старался узнать, как мне нравится. А мне нужно было всё попробовать, чтобы выбрать самые лучшие позы и ласки.
— Ты ведь чего-то добиваешься? — я с улыбкой посмотрела на своего мужа, сквозь влажные от пота волосы, что падали на моё лицо. Провела ладонями по его рельефному телу.
— Минета, — спокойно ответил он и заложил руки за голову.
— В следующий раз, — пообещала я и, повиляв бёдрами, насела на его торчащий член.
Закрыла глаза от удовольствия, как кошка изогнулась и так же тонко мяукнула. Внутри всё уже хлюпало от семени и смазки.
— Не могу, — простонала в голос, — это офигенно!
— Давай, радость моя, попрыгай!
И я, как лихая наездница, стала двигаться, разгорячив своё тело до предела, взмокнув. Я выпускала из себя ствол почти полностью, а потом лоном засасывала его в себя, садясь до упора. И не известно, сколько это всё продолжалось, потому что время перестало существовать. Я кончила, когда почувствовала, что кончает Данил. И он сел, чтобы обнять меня и прижать к себе.
Мы свалились на покрывало, которое теперь только в стирку, потому что оно промокло вместе с нами.
— Только не говори, что ты опять уйдёшь, — прошептала я.
— Ненадолго, — сказал Данил, укрывая меня. — Радость моя, мы должны пресечь распространение одержимости и всего прочего. Понимаешь?
Я кивнула уже без сил окончательно. Засыпая смотрела на свой безымянный палец, на котором поблёскивало тонкое обручальное кольцо с драгоценными камушками.