Сон долго не приходил. Я сидела на панорамном окне, разглядывая свысока горящий огнями город, который жил своей жизнью, не зная о моём заточении. Змейки текущих машин по проспекту и зарево, что сияло над мегаполисом, освещая тёмное, ночное небо.
Уснула поздно. Слышала, что кто-то ходит, но вставать не захотела. Мягкие одеяла, удобная подушка, и чувство полной защищённости.
Проснулась, когда солнце стояло в зените. Заспанная и лохматая пошла в ванную комнату, где изучила все кнопки в душевой и приняла ошеломляющий душ с массажными струями, которые били меня со всех сторон, заставляя кожу гореть. Помятая и свежая я встала у раковины. Высушила золотым феном волосы и вернулась в комнату, замерев у пустующего шкафа. Выбрала свой домашний халатик без рукавов и не решилась выходить из комнаты.
Заправила кровать и достала из своей сумки тетрадь по французскому языку, словарь лечебных трав и методичку по ветеринарии. Пыталась настроиться на уроки, не могла. Каталась вперёд-назад на стуле, крутила в руках ручку.
А потом услышал, что в квартиру вошли.
Через минуту в моей гигантской комнате, появился Дарий. В полупальто на классический чёрный костюм, весь при параде. Волосы закинуты гребнем назад. Улыбаясь, он прошёл к кровати и положил на неё вечернее чёрное платье со стразами, похожее на трещину в космос, где сияли тысячи звёзд. На пол поставил туфли на высоком каблуке.
— Мы идём в ресторан, Густя, — он просто сиял от счастья, улыбка была довольной, как у сытого хищника. — Переодевайся.
Я досадливо оторвалась от французского, показывая лицом полное раздражение. Медленно поднялась, взяла наряд и уже собралась удалиться в ванную комнату. Но остановилась.
Дарий сел на моё место, закусил ручку. Без запинки прочёл то, что я написала: «Жо ма пель Августина. Аля маль аля тет…»
— Так, так, — уставился альфа в учебник, — составь не менее пятнадцати предложений… — Он уже собрался писать в моей рабочей тетради.
— Это мой самоучитель! — возмутилась я и, кинув платье обратно на кровать, собралась грудью защищать свои тетради, подскочила к нему, выхватив ручку.
— Собственница, — рассмеялся альфа, сгрёб меня и усадил к себе на колени.
От него валил жар и приятно пахло мужским парфюмом. Было немного неудобно прибывать на его коленях, но вырваться он мне не дал, скрепил пальцы в замок на талии.
Дарий ногой оттолкнулся от кровати, и мы прямо на стуле покатились в сторону широкой прихожей. Хорошая квартира, крепкие стулья.
Мне вдруг тоже стало весело, настроение Дария было ярким и заразительным, но я насупилась и стала ругаться:
— Как мальчишка себя ведёшь, ещё вожак называется.
— У меня подарок, — он продолжал отталкиваться ногами, докатился до второго зала, где стояло пианино.
Я ночевала в этой квартире, и точно помнила, вчера пианино не было, а теперь появилось. Те шорохи ночью были не случайны.
Заворожённо я сползла с колен мужчины и медленно стала подходить к инструменту.
— Настроено? — я открыла крышку.
Хотела же повторить нотную грамоту. Откуда он узнал?
— Да, — его голос улетел в бесконечное пространство зала и эхом вернулся, отскочив от стен.
Мои тонкие пальцы тронули клавиши. Я почувствовала, как Дарий ждёт, когда начну играть. Собрался уже получать удовольствие. Обойдётся. Закрыла крышку и пошла из зала.
— Не крась лицо, и волосы не убирай, — не скрыл разочарование и досаду.
Я не успела выйти из зала, как услышала за спиной седьмую симфонию Бетховена. Замерла, оглянулась. Играл Дарий, и делал это, не фальшивя. Расселся в пальто на маленьком стульчике, играл без партитуры.
Сразил. Сразил наповал знанием французского и этим… Потрясающим исполнением Бетховена.
Я переодевалась, растеряв все мысли в голове. Оставила в ванную комнату дверь приоткрытой, чтобы слушать, как альфа музицирует и выдаёт Лунную сонату без запинки.
Платье было как раз, легло, обтянув фигурку, и туфли по размеру. Я расчесала свои волосы, оставив распущенными. Если мы в ресторан, то стоило убрать, но он попросил… А Дария надо слушаться.
Продолжая слушать чудесную музыку, я боялась его отвлекать, стояла в новом платье на каблуках.
— Готова? — спросил альфа, не отрываясь от клавиш.
— Да, — как то не смело получилось. Дерзость исчезла.
— Пошли, — он грохнул крышкой и покрутился на стуле, повернулся ко мне лицом. Замер. Его глаза потемнели, и лицо на какой-то миг отобразило глубокую печаль. Всего мгновение, а потом опять эта улыбочка и зверское выражение лица. — Ты прекрасна, Незабудка.
— Я лохматая на ужин пойду? — замялась я, пряча от него глаза, смущаясь его пристального взгляда. Хотя чего уже стесняться, такое со мной творил.
— Ресторан через два часа. У меня дело небольшое, ты в салон.
— Уже хочу, — усмехнулась я, решив, не огрызаться и не дерзить… Он играет на пианино!
Я вышла в прихожую, где обнаружила на вешалке болеро из серебристой норки. Дарий тут же подскочил и взял его в руки. Чмокнул моё оголённое плечо и накинул болеро на плечи.
Дрожь по всему телу и жар в лицо ударил.
Как во сне, вышли в большой общественный холл, спускались в отдельном лифте, где светились фонарики над зеркалами, и играла приятная музыка.
Выкарабкалась с трудом из лёгкого шока. Ничего не смогла с собой поделать, Дарий удивил. Я заговорила только в машине, когда он вёз меня в салон красоты.
— Мне на учёбу надо ходить.
— Я помню. Глеб будет возить, — с улыбкой ответил альфа. — Не вздумай бежать.
— Ладно, — пообещала я.
И салон не произвёл на меня такого впечатления, как альфа. Хотя в салоне я была впервые. Было так красиво и невероятно богато, что я постаралась не упасть в грязь лицом. Пыталась не пялиться по сторонам, открывши рот. А сделала вид надменный, и ничего не говоря, слушала стилиста. Взрослого мужчину, которому Дарий запретил стричь и красить мои волосы.
Меня взяли в оборот. Я покорно принимала все процедуры, направленные на наведение красоты, а сама думала об альфе.
Надо же, ведёт, себя как парень молодой. Французский знает, на пианино играет, и … Красив чертовски. Вот теперь я могла в этом себе признаться. Хищный, но в этом была волчья прелесть. Высокий и сильный, и вовсе не дикий, как зверь, вполне цивилизованный. А ещё он не матерился. Ни разу не слышала, даже когда на взводе по телефону говорил, угрожал, но без матерщины. Максим, родной отец время от времени позволяли себе грязную ругань, а Дарий нет.
С макияжем, сделавшим меня похожей на миллион стандартных красавиц, с причёской напоминающей Валентину Петренко* стояла у зеркала при входе в салон.
