Сара шагнула в глубь комнаты. Глаза ее уже привыкли к темноте, и она различала теперь его черный силуэт, подпирающий противоположную стену.
Она сделала еще шаг, и он надвинул на лицо капюшон, передвигаясь вдоль стены и забиваясь в угол.
— Габриель, ангел мой, умоляю, позволь мне помочь тебе!
— Ангел… ангел… — он рассмеялся каким-то жутким хохотом, это походило на истерику. — Дьявол, верно, хотела ты сказать. Беги прочь от меня, моя Сара, беги, пока я не повредил тебе, прежде чем ты не содрогнешься от ужаса, как Розалия…
— Я не уйду, — твердо сказала Сара и, не дожидаясь, пока разыграется воображение и ее охватит испуг, пересекла разделявшее их пространство и приняла его в своих объятия.
Она почувствовала, как он весь напрягся.
— Габриель…
На миг он закрыл глаза, упиваясь ее близостью и теплом. Ах, как он ждал этих объятий, как сам бешено желал обнять ее. Он содрогнулся, чувствуя, как поднимается в нем голод, жадный, выматывающий, такой, вынести который ему было уже не под силу.
Жар ее рук обжигал даже через одежду. Он чувствовал кровь, бегущую в ее венах, запах крови и даже ее вкус…
— Габриель, умоляю, скажи мне, что надо делать.
С нечеловеческим стоном отчаяния он повернулся к ней лицом.
— Уходи!
Сара уставилась на него, в его глаза, полыхавшие адским пламенем, и поняла, что смотрит в лицо смерти.
— Что с тобой случилось? — спросила она дрожащим голосом, готовая в любую минуту сорваться, поддавшись страху и панике.
— Ничего со мной не случилось. Я таков, каков есть.
Он обнажил зубы, и она отпрянула назад. Даже в такой тьме можно было увидеть его клыки, острые, белые, смертельные. Дьявольский огонь бушевал в его глазах.
— Теперь ты уйдешь?
Голос его был грубым, руки стиснуты в кулаки и прижаты к бокам, как если бы он изо всех сил стремился побороть рвавшийся из него голод.
Сара глубоко вздохнула, пересиливая желание умчаться от него сломя голову.
— Нет, Габриель, — сказала она спокойно, — я и теперь не оставляю тебя.
И вдруг в подземелье стало светлей. Сара поняла, что взошло солнце и свет его просачивается через открытую дверь.
Габриель с криком отскочил в угол, плащ взвился над ним, подобно черному облаку. Закрывая лицо, он упал на колени, обхватив голову руками.
Вампир.
Слово это само всплыло в ее памяти.
— Да, Сара. — Это был полный муки голос Габриеля. — Вампир. Вот кто я такой.
Она встряхнула головой. Вампиры всегда были для нее сказочными существами, кем-то вроде Сайта-Клауса.
— Нет, я не верю в это.
— И все же это правда. Все. Теперь можешь уходить.
— Тебе нужна кровь.
Он издал хриплый звук, нечто среднее между смехом и рыданием.
— Я решил, что ты не поверила.
— Если тебе нужна кровь, возьми мою.
«Неужели это мои слова? — удивлялась Сара, не в силах отвести взгляд от его склоненной головы. — Неужели я могла так спокойно предложить ему взять мою кровь?»
— Нет!
— Но ведь она поможет тебе?
Истолковав его молчание как согласие, она продолжила:
— Тогда возьми ее, мой ангел, возьми, сколько тебе нужно.
— Нет! — вскричал он. Одна только мысль о том, что он мог бы отведать волшебной эссенции ее жизни, показалась ему кощунственной. — Нет, я не стану, не могу… Умоляю тебя, уходи!
Волна облегчения прокатилась в нем, когда он услышал удаляющиеся шаги. Она уходит. Она спасена от него. Если бы он имел право, то вознес бы благодарственную молитву Всевышнему.
Но минутой позже голова его приподнялась сама собой и из горла вырвалось звериное урчание, потому что он почувствовал свежий запах ее крови, мучительный, сладкий, доводящий до изнеможения.
Сара стояла перед ним, протягивая левую руку. Взгляд его был мгновенно прикован к тоненькой струйке крови, сочившейся из ранки на запястье.
Кровь. Теплая. Свежая. Эссенция жизни. Конец его мучительной агонии, еще ужесточившейся теперь, когда избавление было так близко.
Кровь Сары.
Сжав руки в кулаки и прижимая их к бокам, он покачал головой.
— Нет, — шептал он, — Сара, нет…
Но она надвигалась на него, и он был бессилен, когда кровоточащее запястье прижалось к его губам.
С криком отчаяния губы его замкнулись на ее руке. Он пил ее сладость, чувствуя, как начинает пульсировать в теле жизнь, как утихает свирепый голод, казнивший его хуже адского пламени.
Время остановилось, он не чувствовал ничего, кроме наслаждения.
Сара… сок ее жизни, ее свет…
— Сара!
Габриель ошял губы от ее руки, сердце тревожно забилось, когда он заглянул ей в глаза. Неужели он взял слишком много?
— Дорогая моя, как ты себя чувствуешь?
Она моргнула.
— Не знаю. Небольшая слабость. — Она осматривала его, радуясь, что он уже выглядит лучше, что исчезла смертельная бледность. — Этого достаточно? Или тебе нужно еще?
Она так спокойно предлагала ему еще одну капельку своей крови? Возможно, она совсем сошла с ума? Ведь должна же она испытывать отвращение к тому, что случилось, ей должно быть плохо при одной мысли о том, что он питается чужой кровью. Но она не была напугана даже тем, что дала ему свою кровь. И хотела бы дать больше… всю себя готова была отдать ему.
Показалось ей или она и в самом деле испытывала наслаждение, граничащее с экстазом, когда его губы сомкнулись на ее запястье? «Все это очень странно, — думала Сара. — Слишком странно и непонятно».
— Сара. — Голос Габриеля был полон стыда и раскаяния. Оторвав клок рубашки, он перевязал ей руку и отвернулся.
Он не мог смотреть ей в лицо, чувствуя себя раскрытым и опозоренным. Она узнала о нем самое худшее, увидела его чудовищем, каким он и был на самом деле. Человеческая маска сорвана с его лица. И среди смертных нет ни одного, кто, узнав его тайну, не умер бы.
— Габриель?
— Со мной все в порядке.
— Ты уверен? Возможно, тебе нужно…
— Я уверен! Сара, прошу оставь меня!
— Нет, я не оставлю тебя.
Габриель надеялся, что взял у нее недостаточно крови для того, чтобы приобщить к своему миру, но что если это все-таки случилось? Он не хотел делать ее своей рабой, не хотел отнимать ее свободу, привязывать к себе навеки, манипулировать ее волей. Ему нужны были ее любовь и свободный выбор.
Руки его сжались в кулаки, и он повернулся к ней лицом.
