— Я прошу тебя уйти, — нежно сказал он. — Мне нужно побыть одному.
Она не хотела оставлять его, никогда уже не хотела оставаться одной, без него, но тихая мольба в его голосе убедила ее.
— Хорошо, пусть будет как ты хочешь.
В нем тут же разлилась волна облегчения. Если Сара решится оставить его хотя бы ненадолго, все будет хорошо, она сможет спокойно обдумать все случившееся и отказаться от него.
Она дотронулась до его плеча, тут же почувствовав, как он вздрогнул от этого.
— Я вернусь позже.
— Нет.
— Я вернусь, — повторила она тоном, не терпящим возражений.
— Сара!
— Да?
— Там крест перед самым входом, убери его. Тебе придется также вымыть дверную раму.
— Что-нибудь еще?
— Круг из святой воды и чеснока — нужно нарушить его.
— Хорошо.
Он кивнул, тронутый ее готовностью исполнить все, что бы он ни пожелал.
— Ты знаешь, я не могу больше оставаться здесь.
Ну конечно, он не мог здесь остаться, ей это было ясно — ведь место уже небезопасно. И почему только она не догадалась обо всем раньше?
— Я заберу тебя отсюда, — сказала она. — Я скоро вернусь. Ты побудешь здесь лишь до моего возвращения.
— Сейчас утро. Я не смогу выйти.
— Я подумаю, как все устроить, — ответила Сара, заторопившись, прежде чем он мог бы возразить ей.
Оказавшись снаружи, она пожалела, что отпустила экипаж, но, возможно, долгая прогулка — это как раз то, что ей нужно. В другой раз она побоялась бы прогуливаться одна по пустынной дороге на восходе солнца, но не теперь. Сара сосредоточилась на своих шагах, стараясь не думать о том, кем является Габриель и что из этого следует.
Достигнув города, она наняла крытый экипаж и, отказавшись от кучера, отправилась в нем на свою квартиру.
Обойдя комнаты, Сара везде задернула шторы, а в своей спальне прибила к окну стеганое одеяло, чтобы ни единый луч не просочился внутрь. Затем, собрав все, какие могли найти, покрывала, забросила их в экипаж и помчалась назад к коттеджу.
Не желая, чтобы она видела его погруженным в сон, похожий на смерть, Габриель, почувствовав ее приближение, заставил себя пробудиться. Двигаясь очень медленно, он взял свой плащ, куда был вшит тонкий слой с землей его родной Валь-Лунги. Чтобы выжить в чужих краях, он должен был всегда иметь при себе эту землю.
Ему потребовалось напрячь все силы и волю, чтобы встретить ее у двери. Если бы солнце было еще чуть-чуть выше, это было бы невозможно.
— Идем, — сказала она, закутывая его тремя слоями покрывал, а затем вывела из коттеджа к экипажу.
Он разместился на самом дне кареты. Ему казалось, что солнце ищет его, нащупывает своими лучами, и он знал, что умрет в мучительной агонии, если Сара решит предать его.
В столь раннее утро народа на улицах почти не было. Когда они подъехали к ее квартире, она быстро отомкнула дверь и сбежала по ступенькам вниз, чтобы помочь Габриелю выйти из кареты и добраться до дверей. Войдя, она сразу провела его в спальню.
Он стряхнул с себя покрывала и успокоенно вздохнул, оказавшись окруженным тьмой.
— Тебе нужно что-нибудь? — поинтересовалась она.
— Только остаться одному, — ответил он низким глухим голосом, словно находился в глубоком трансе.
— Хорошо.
— Обещай, что ты не войдешь сюда до наступления сумерек.
— Почему? — спросила она, но прежде чем он ответил, сделала нетерпеливый жест рукой. — Я понимаю. Никаких вопросов.
— Я полагал, что ты уже получила ответы на все вопросы.
— Спи, Габриель. Обещаю, что не потревожу тебя.
Он дождался, пока она выйдет, а затем, расправив поверх постели плащ, растянулся на нем и закрыл глаза, продолжая чувствовать вкус ее крови на своем языке, запах ее тела. Проваливаясь в сон, он думал только о ней.
ГЛАВА XVIII
Габриель пробудился уже в сумерках и довольно долго лежал, вспоминая, что случилось этим днем. Он был переполнен яростью и страдал от голода; словно ножами, резавшего ему внутренности, ничтожная грань отделяла его от сумасшествия. Но затем пришла Сара и предложила ему то, в чем он нуждался. И он, проклятый, принял это.
Даже теперь мысль об этом наполняла его отвращением к самому себе.
Почему она помогла ему? Зная его демонскую природу, зачем притащила его к себе?
— Потому что я люблю тебя.
При звуках ее голоса он сел.
— Нет, забудь об этом.
— Ты уже говорил мне это раньше, помнишь? — сказала Сара, входя в комнату. — Я призналась, что люблю тебя, а ты ответил, что я должна забыть об этом.
— Так, значит, ты помнишь это?
— Та история, которую ты рассказывал мне о молодом человеке, вынужденном отдать свою душу за шанс остаться в живых. Ведь ты рассказывал о себе, так?
Он кивнул, слишком пристыженный, чтобы говорить.
Она присела на край кровати и изучала его огромными, невинными глазами.
— Каков же твой возраст, Габриель?
— Я родился зимой 1502 года.
Она призадумалась на миг.
— Но ведь это значит, что тебе должно быть…
Он кивнул:
— Триста восемьдесят четыре года.
Это было невозможно, непостижимо, и все же Сара чувствовала, что это правда.
— Ты всегда говорил, что слишком стар для меня.
Она вдруг рассмеялась, судорожно, как в истерике.
Габриель наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, чувствуя в душе смятение. Он так любил ее, дал ей два раза свою кровь, а теперь вот взял кровь у нее. Хотя он и не забрал у нее крови достаточно для того, чтобы приобщить к своему мрачному миру, но между ними теперь существовала связь, разорвать которую было невозможно.
Сара беспомощно смотрела на него, пока ее истерический припадок не разрешился слезами. И тогда он привлек ее к себе, зарываясь лицом в волосы. Она почувствовала, как вздрагивают его плечи, и поняла, что его тоже сотрясают рыдания.
— Габриель? — Она отстранилась, вглядываясь в него и желая успокоить, забывая о собственном отчаянии.
В уголке его глаза висела, готовая сорваться, странная, окрашенная кровью слеза. Очень нежно она промокнула ее уголком простыни и глядя на красное пятно, расплывшееся на белом полотне, впервые осознала в полной мере весь ужас происходящего.
Он был вампиром.
Бессмертным.
Он был из тех существ, что засыпают на день в гробах, пробуждаясь к вечеру для охоты за кровью.
