Он попытался заглушить в себе это…, но зов крови был слишком силен, и он не мог противиться ему.
Черным призраком рыскал он по окрестным пустынным улочкам, пока не нашел то, что искал — бездомного пьяницу, валявшегося в темном переулке среди отбросов.
Словно ангел смерти он опустился на него в своем черном плаще, накрывшем обоих наподобие могильного склепа.
Насытившись и чувствуя безграничное отвращение к самому себе, Габриель укрылся в давно заброшенном монастыре, бывшем его жилищем последние тринадцать лет. Внутри монастырь был темным и мрачным, и Габриель любил покидать его. У него были и другие пристанища — старинный замок в Саламанке, огромная роскошная квартира на одной из спокойных улочек Марселя и домик в горах Шотландии.
Замок, который был даже старше его, он любил особенно. После тщательной отделки снаружи и внутри замок заблистал на холме в своей первозданной славе.
Что касается монастыря, то Габриель находил забавным поселиться в месте, освященном присутствием сотен праведников. После стольких богобоязненных мужей монастырь стал обителью отвратительного демона.
Аббатство Кроссуик было когда-то одним из прекраснейших монастырей, Домом Братства Священных Сердец. Но с течением времени белый камень стен стал серым и выщербленным. Уцелевшие стекла покрылись вековой пылью. Крест, украшавший в прежние времена пирамидальную крышу, прогнил и обрушился.
И все же, почему Сара не испугалась его?
Через часовню он прошел в длинную анфиладу келий и следовал мимо них, пока не оказался в зале с высокими сводами, где монахи когда-то принимали важных гостей. Зал был самым просторным, не считая часовни.
Габриель опустился в огромное кресло с высокой спинкой, которое облюбовал здесь для себя. Он ощущал отвращение к самому себе или, точнее, к тому, кем он был. Разве это справедливо, что он жив ценой жизни других людей? Как посмел он навязать свое общество такому нежному и чистому ребенку, как Сара-Джейн? Она ужаснулась бы, узнав, кто он на самом деле, что за гость является к ней по ночам.
Он уставился на свои окровавленные руки, чувствуя, что не сможет вновь встретиться с ней.
Сара ждала его на следующую ночь и все последующие ночи, а когда миновала неделя, она отказалась покидать свою комнату, отказалась есть и даже пить что-либо, за исключением нескольких капель воды, отныне и впредь.
Она лежала под покрывалом, натянутым до подбородка, и глядела на двери веранды, зная, что он не придет.
Сестры Мария-Жозефа и Мария-Луиза хлопотали над ней, умоляя съесть что-нибудь и тихо плача, когда она отказывалась им отвечать.
Опустившись на колени возле ее постели, они молились за ее душу.
— Что с тобой, Сара-Джейн? — спрашивали они вновь и вновь. — Ты больна? Что у тебя болит? Пожалуйста, дитя, скажи нам, что не так?
Но она не могла рассказать им о Габриеле и поэтому лишь качала головой, а по ее щекам струились слезы.
Пришел доктор, но только в недоумении развел руками. Сара подслушала, как он говорил сестрам, что физически она здорова, у нее лишь пропало желание жить.
Так и было. Вздохнув, Сара закрыла глаза. Скоро она перестанет быть обузой для всех.
Он стоял на балконе, глядя на дождь и удивляясь тому, что он напоминает ему слезы Сары. В порывах ветра ему слышались ее рыдания.
На одном дыхании он сбежал вниз по ступенькам, миновал заржавевшие чугунные ворота и понесся с дьявольской скоростью через ночь. Ее имя, словно молитва, не сходило с его проклятых уст.
Он перепрыгнул стену приюта, черной тенью пересек участок до веранды, проник внутрь. Она лежала под тяжелым одеялом без движения, как мертвая.
Полная тишина в комнате отзывалась в его сердце ударами грома. Он приблизился к ее постели.
— Сара!
Откинув одеяло, он приподнял девушку. Кожа ее была сухой и холодной, губы посинели.
— Сара!
Она умирала. Сознание этого пронзило его сердце. Она умирала, и в этом была его вина.
Не думая о последствиях, он вскрыл свою вену и прижал к ее губам.
— Пей, Сара! — приказал он.
Ему казалось, что прошла целая вечность, но она не двигалась. В неистовом страхе за нее он разжал ей губы. Прижимая кровоточащее запястье ко рту, другой рукой провел ей по горлу, заставляя сделать глоток.
«Но не слишком много», — подумал он. Габриель не желал посвящать Сару. Он только хотел, чтобы чуть порозовели ее щеки.
Он отнял запястье от ее рта, и ранка тут же затянулась. Сара открыла глаза.
— Габриель…
Он баюкал ее, испытывая невероятное облегчение.
— Я здесь.
— Ты не приходил. Я ждала и ждала… а ты не приходил.
— Теперь я никогда не покину тебя, дорогая.
Чашка с бульоном и стакан воды стояли на подносе на столике возле кровати. Бульон был холодным, но он согрел его взглядом.
— Сара, я хочу, чтобы ты попробовала это.
— Я не голодна.
— Пожалуйста, дорогая, ради меня.
— Хорошо…
Сара покорно проглотила несколько ложек бульона.
— Хватит, — прошептала она.
Он вернул чашку на поднос и снова обнял ее.
— А теперь — спать.
— Ты будешь со мной, когда я проснусь?
— Нет, но я вернусь завтра ночью.
— Поклянись честью, что придешь.
— У меня нет чести, дорогая, но я клянусь, что приду к тебе завтра ночью.
Она нежно улыбнулась ему, потом вздохнула… веки ее опустились сами собой.
Габриель долго держал ее, прижав к груди, пальцами пробегая по волосам, иногда лаская нежную выпуклость щеки. Он держал ее, пока не почувствовал далекий жар восходящего солнца, начавшего свой путь к горизонту.
Только тогда он отпустил ее.
Только тогда он вспомнил: чтобы не оставлять ее одну, он должен позаботиться о себе.
Сара пробудилась, чувствуя себя лучше, чем когда-либо. Каким-то непонятным образом ноги ее окрепли. Ей казалось, что она ощущает в них ток крови. Сидя на постели, она стала сгибать и разгибать пальцы ног. Раньше ей это никогда не удавалось.
Сестры объявили ее выздоровление ни много ни мало как чудом.
К ней вернулся аппетит. Полчаса спустя, за завтраком, она съела все, что поставила перед ней сестра Мария-Кармен, и попросила еще, успев заметить удивленные взгляды, которыми обменялись сестры Мария-Кармен и Мария-Луиза.
Сидя потом во дворике, Сара наблюдала за играми младших и впервые не завидовала их умению бегать и прыгать.
Подставив лицо солнцу, она обратилась к Богу, благодаря его за красоту дня, за свое возвращение к жизни, за Габриеля…
