- Там повозка подъехала! Старуха какая-то к госпоже рвется, - крикнули с караульной башни.
- Пусти, - равнодушно махнула София.
Ворота распахнулись и сквозь пелену дождя на широкий двор, погоняя лошадей тонким кнутом, въехала Иванка.
- Бабушка! – радостно вскрикнула София, бросаясь к повозке.
- Тише ты, тише. Куда брюхатая под копыта кидаешься? – ласково улыбнулась старуха.
- Это ты дождь нам во спасение послала? - София обняла Иванку, уткнулась носом в знакомый с детства расписной платок.
- Не греши, я те не Господь Бог, дожди насылать, - слегка потрепала ее за ухо старуха.
- Все ли дома хорошо? Подарки мои получили? Мирошке броню справили? – засыпала вопросами София, радостно пританцовывая вокруг Иванки.
- Все у них ладно, - отмахнулась старуха, - а ты завтра родишь. Вот принимать деток приехала.
Глава V. София и призрак
1
Боль ушла, осталось какое-то опустошение. Иванка, со словами: «А теперь нужно поспать», заставила роженицу выпить едко пахнущий корнем валерианы настой. София медленно погружалась в сон. Два маленьких пищащих комочка, один чуть побольше, другой на вид совсем уж крохотный, всплывали в ускользающем сознании. «Здоровенькие», - прорвалось сквозь пелену. «Я мама. Я стала мамой. Мама?» По огромному цветущему лугу брела красивая женщина в нарядном, сверкающем золотой вышивкой платье, распущенные русые пряди трепал ветер. София не помнила свою мать, но сейчас почувствовала, это она - женщина из снов, ее любимая матушка. Женщина улыбалась и приветливо махала рукой. И Софийка вдруг стала маленькой девочкой, беззаботной, легкой как пушинка. Она не бежала, она летела над луговыми травами к любимой матушке и задыхалась от нахлынувшего счастья.
Рядом с матерью появился отец, он молод, красив, вместо привычного угрюмого выражения лица, веселая улыбка. «А вот и наша пташка!» - кричит он ей. Как давно он так не называл свою непутевую дочь? Родители по очереди кружат Софию, поднимают над землей. Огромное ясное небо наваливается всей мощью бесконечности и… превращается в расписной потолок спальни. Узоры юркими змейками бегут по деревянным балкам перекрытия. Где-то позади у изголовья слышатся негромкие голоса, один из них принадлежит Иванке. Она ворчливо что-то доказывает, второй немного хриплый мужской голос упирается. О чем они спорят? Не слышно. Потолок опять пляшет. Да это не змейки, это танцуют зеленые ящерки!
- Она выживет? – мужской голос дрогнул.
- C чего ей помирать, крепкая баба, хорошо разродилась? Увидишь, она еще десятерых тебе нарожает.
- Я умер, - слово как удар.
«Да это же Кароль! Кароль!»
- К-к, - губы пересохли и никак не хотели выпустить звук наружу, - к-к...
«Да что ж это такое, я не могу говорить?! Какой дрянью напоила меня Иванка?»
София напрягла все оставшиеся силы:
- К-к… Кароль! – крикнула она, разрывая сонную тишину.
- Проснулась, ласточка, - на лоб легла сухая старческая рука.
- Бабушка, здесь был покойный Кароль, ты разговаривала с ним, - София приподнялась на локтях, торопливо оглядываясь.
При свете двух пузатых свечей у колыбелек дремала Северинка, на лавке в углу похрапывала древняя Боженка. И больше никого.
- Я с покойниками говорить не умею, - хмыкнула Иванка.
- Но он был здесь, я слышала! Он хотел забрать меня с собой? Я к нему хочу и к матушке.
- Рано тебе к матушке, сама теперь матушка, - недовольно сдвинула брови Иванка. – Эй, тебя там спать что ли оставили?! – грозно крикнула она молодой служанке.
Северинка тут же встрепенулась, виновато оправляя косицы.
- Девок подай, княгиня посмотрит. По очереди, дура!
Рядом с Софией легли два кулечка. Девочки мирно спали.
- Вот эта побольше на меня похожа, - улыбнулась молодая мать.
- Это точно, шустрая, первая полезла, - ответила улыбкой и Иванка. - А махонькая, смугленькая - батюшка вылитый.
- Ты его помнишь? – удивленно подняла глаза София.
- Так из одной крынки вино хлебали, - подмигнула старуха.
- А-а. Я вот эту светленькую Надзейкой назову, так господарьку матушку Кароля звали, а темненькая пусть Людмилкой будет по моей матушке.
- И то верно, - старуха погладила Софийку по спутанным волосам. – Кормилиц не кличь, сама корми, детки здоровее будут, за слугами доглядывай почаще, особенно за безрукими всякими.
Бедная Северинка сжалась под суровым взглядом Иванки.
- Ты разве не останешься? – расстроилась София.
- Нет. Ехать мне пора.
- Погоди, я подарки передам. Любоша надо позвать.
- Не зови. Не возьму, нечего их баловать, своим трудом пусть живут.
- Но как же без подарков? Скажи, а отец говорил обо мне, он сильно сердится? – у Софии перехватило дыхание.
- Скучает гусак наш, но виду не подает. Ну, чего сырость разводишь?
- Я не плачу, это так, просто. Я тебе охрану дам, и как ты одна-то по такой опасной дороге ехать решилась?
- Вот уж этого точно не надо, меня в Ивлице своя охрана ждет. Послушай, Софийка, - старуха наклонилась к самому уху названной внучки, - не верь злым людям, ложь под правду хорошо рядиться умеет. Слышишь?
- Слышу. Только подарки возьми: отцу контуш Кароля, чуть разошьете, в самый раз будет, батюшкин износился совсем, а матушке я кружево там нашла, мальчишкам два кинжала, тебе вот платок шелковый. Больше нету ничего, у нас пожар был, отстраиваться надо. Оправимся чуть, я еще передам.
- Сказала же – не балуй, да что с тобой поделать, - улыбнулась старуха.
Конец лета и осень прошли в заботах и суете. Пришлось вырубить часть леса на дома для погорельцев, закупить еды, собрать кое-какие вещи. Любош съездил посмотреть, как работает мельница в Малых Дровичах, нанял на весну плотников. Каменецкие конюхи с западных земель пригнали коренастых мохноногих лошадок с жеребчиками. Табун разместили на зиму в княжеских конюшнях. Весной предстояло строить стойла под Лычками.
София везде совала свой курносый носик, по делу и без дела давала непрошенные советы Любошу, чем доводила его до белого каления, потом извинялась, но снова лезла. Жажда дела кипела в ней, она крутилась от колыбелей к кухне, от кухни к кладовым, от кладовых к конюшням, потом приказывала закладывать повозку и ехала в сопровождении Юрася и еще пары воинов по деревням, и опять возвращалась к дочкам, потом спешила на кладбище к склепу с охапкой цветов и подолгу сидела у гробницы, рассказывая Каролю, как прошел день, делилась радостями и неудачами, жаловалась на Любоша, который воспринимал Софийку как капризное дитя и никак не хотел видеть в ней взрослую женщину-хозяйку. Привычный круговорот успокаивал, позволял смириться с судьбой и не думать о завтра.
