- Здравствуй, жена, - услышала она голос с хрипотцой.
София резко обернулась. У райского гобелена стоял незнакомый мужчина, солнце прощальными лучами хорошо освещало высокую широкоплечую фигуру. Загорелое лицо, серые пронзительные глаза под густыми бровями, ладская стрижка «в кружек» и длинные темно-русые усы, свисающие по обе стороны ото рта. Так стриглись и брились земляки Софии в Броничах. Одет был незнакомец в простую казацкую беленую свитку, на боку болтался восточный палаш, сапоги хорошей выделки покрывал толстый слой пыли.
Гость не двигался, лицо и поза были напряженны, серые глаза пронзительно смотрели на Софию, залезая куда-то в душу.
- Не узнала своего пана ящерку? – с горечью в голосе спросил он.
Сердце кольнуло. София смотрела и смотрела на незнакомого ей человека. «Странно, тогда в «покойнике» я сразу признала Кароля, а сейчас не могу узнать». Она медленно двинулась к незнакомцу: овал лица, форма губ, вытянутые мочки ушей - все было знакомо. Где она их уже видела, совсем недавно видела? Конечно же, эти - лицо, губы, уши ее дочери Людмилки, а высокий упрямый лоб, как у Надзеи. Перед ней отец ее детей. Так вот он каков при свете дня.
София подошла так близко, что почувствовала чужое дыхание на своем лице, пальцами провела по носу с небольшой горбинкой, коснулась небритой щеки, вдохнула запах. Это его запах, он сразу всплыл в памяти, спутать нельзя.
- Кароль, - прошептала она.
- Прости, - выдохнул он, и София увидела, как блеснула мужская слеза.
- Голубые, - улыбнулась София.
- Что голубые? – улыбнулся он в ответ.
- Глаза у тебя стали голубыми.
- Родная моя.
- Я тебе хоть немного нужна? Ну, немножко.
- Ты мне очень нужна, очень! - Кароль нежно взял в ладони ее лицо.
- Я стала некрасивой?
- Самая красивая.
- А я поверила тому человеку, - в горле пересохло, - он сказал - я тебе не нужна. И я поверила.
- Я знаю, я спешил, боялся не успеть, - Кароль обнял ее, крепко прижал к себе, и они стали единым целым.
Губы встретились. Теплая волна побежала по телу. И в Софии проснулась женщина, настоящая взрослая женщина - страстная, жадная до ласк, сгорающая в огне своего желания. И они любили друг друга на широком княжеском ложе, среди райских птиц и цветов. И все было не так, как в ту их первую ночь. Не было боли, стеснения, вкуса греха, была только любовь. Долгий протяжный стон слетел с припухших губ, Кароль улыбнулся, глядя в ее затуманенные страстью глаза, а потом и его взгляд стал мутным, погруженным в свои ощущения. Устало он накрыл любимую мускулистым телом.
- Придавил? – спросил виновато.
- Нет, давай полежим так. Хочу чувствовать тебя, мне так спокойно. Кароль, я так боюсь, что ты - призрак и исчезнешь.
- Для призрака я, пожалуй, тяжеловат, - усмехнулся он, переворачиваясь и укладывая на себя Софию. Теперь она слышала, как ритмично стучит его сердце.
- Живой? – погладил он ее по шелковистым волосам.
- Живой, - прошептала она, опять роняя слезу.
И оба замолчали. Софии так о многом хотелось расспросить, узнать обо всем, но она боялась. Страх услышать, не то, что хотелось, сковывал уста. Молчал и Кароль, задумчиво глядя в потолок и бережно перебирая кончиками пальцев локоны любимой.
- Ваш Мирон у меня, - наконец произнес он.
- Мироша? – привстала на локтях София. – У тебя мой брат?
- Да, под моим началом ходит.
- Но разве он не дома?
- Ты не знаешь, что он сбежал за Ладу? – Кароль заглянул ей в глаза.
- Я ничего про них не знаю, они от меня отреклись, - отвела взгляд София.
- Он поссорился с отцом из-за того, что ему так и не купили доспех и коня.
- Но я же отослала деньги? – изумилась София.
- Разве ты не знаешь своих родных? Надо было отсылать сразу лошадь и латы.
- Я не подумала, - вздохнула София.
- Прости, это я должен был думать. Мирон стащил отцовскую саблю и по льду перешел на тот берег, явился в Княженец проситься в войско Крушины. Тот, узнав чей Мирон сын и брат, разъярился и выставил его вон. Парень брел, не разбирая дороги, а потом сел в сугроб и начал дремать.
- Он мог замерзнуть! - побелела несчастная сестра.
- Ну, не замерз же. Мы ехали мимо, я заметил странный бугорок, отогрели бедового парнишку. А потом я узнал в нем Мирона, он тоже меня признал, правда не сразу. Сначала злился, кидался, вызвал на поединок, - Кароль хитро прищурил правый глаз.
- Ты же не дрался с мальчишкой? – София недовольно нахмурилась.
- Нет, - поцеловал он ее в висок, - я ему все объяснил, и он понял.
- Объясни это и его сестре, я тоже хочу все понять, - наконец решилась София, пристально глядя в глаза любимого. - Кароль, ты теперь кто?
Сумерки медленно вползали в открытое окно, на небе уже показались первые бледные звезды. Кароль молчал, тяжело дыша. София понимала - он сейчас все расскажет, но ему нужно время: «Всегда так делает, не может сразу начать неприятный разговор. Тогда про свою принцессу он даже за поцелуй не сразу начал рассказывать. Надо же, я уже знаю одну его привычку». София терпеливо ждала.
- Я полковник Рыгорки Самозванца, - произнес он наконец совсем хриплым голосом. – Прости, ты жена не князя, а простого казака. Лучше быть вдовой князя, чем…
- Лучше иметь живого мужа, - перебила София.
- Софийка, - Кароль сгреб ее в охапку, прижал к себе и быстро заговорил. – Я сбежал тогда, после нашей ночи, я поступил как трус. Нет, не перебивай меня. Я собирался вернуться и выкрасть тебя, мы бы тайно повенчались, и ты жила бы здесь, в замке, со мной, рожала бы мне детей, а когда Игнаца забрали бы в преисподнюю, нам не пришлось бы уже таиться. Все было бы хорошо. Но жизнь пошла не так: король срочно вызвал меня в столицу, ничего не подозревая, я поехал. По дороге меня перехватил Зарунский, он предупредил, что в Дарнице ждет не теплый прием, а палач. Кто-то внушил королю, что я в заговоре с Матеем, кто-то настолько влиятельный, что король поверил ему на слово. Зарунский и предложил разыграть смерть, якобы меня тяжело ранили в сечи, и я приехал домой – умирать. Арестовывать «мятежника» послали Радека. Это было нам на руку. Зарунский знает про него что-то нехорошее и крепко держит за горло. Радек должен был подтвердить королю мою смерть.
- А я? – шепнула София.
- А тебя я решил сделать княгиней и передать все, что имею.
- Все, кроме себя, - ее душила обида.
- Да пойми, я никто и никем останусь! Быть полковником у самозванца, это все равно, что хорунжием в королевском войске. Отец взлетел, а я упал, и мне не подняться. Я не хотел тебя тянуть за собой вниз. У нас была всего одна ночь, я повел себя как скотина, ты бы забыла меня вскоре, стала бы здесь настоящей хозяйкой… ты ей и стала, я дал тебе то, о чем ты мечтала.
