- Ну, будет-то балагурить, - не оценил шутку Кароль. - Сам знаешь, что король Игнац нового гетмана назначил.
- Так нам тот кровопийца не указ, а наш господарик, как в Княженце засядет, так вам при нем гетманом и быть.
- Быть, Яша, быть когда-нибудь, а не сейчас, чуешь разницу?
- Я чую - в лагере мясо жарят, - в темноте блеснула белозубая улыбка.
Спорить с Яковом Ступицей было бесполезно.
Выплывший под утро из тумана лагерь встретил путников сонной тишиной. Воины спали вповалку вокруг догоревших костров, в воздухе стоял тяжелый запах перегара.
- Где караульные, мать твою?! – заорал Кароль, пиная одного из спящих.
- Знатно ребята погуляли, - перешагнул через бесчувственное тело Яков, – мяса нет, зато бражки через край.
- Есть кто трезвый?! Только налета Крушины или орлов Игнаца нам сейчас не хватало. Подъем, свиньи! Яшка, буди их!
Кароль нашел привалившегося к дереву сигнального, выхватил рог и яростно затрубил сбор. Началось какое-то легкое шевеление. Яшка бегал по лагерю, пиная и дергая спящих.
Вскоре на вытоптанной тысячей ног земляной площади выстроились те, кто в состоянии был стоять, а это меньшая часть войска.
- Что здесь происходит? – сдвинул брови Кароль.
- Так у господаря именины, - подали голос с задних рядов.
- Господарь Рыгор щедрый, вон за здоровье нам выкатил, и еще на опохмел осталось.
Возле костров были разбросаны приземистые бочонки.
- Вылить в овраг, - холодно приказал Кароль.
- Как в овраг? Зачем добро губить? – понеслось по рядам.
- Вылить - я сказал! - гаркнул Каменецкий.
- А ты кто такой?! – выскочил из-за спин собравшихся пузатый дядька в сильно мятом жупане. Это был полковник Марьян Желтов, по кличке Желудь, вот он как раз всем Яшкиным критериям настоящего полковника соответствовал в полной мере.
- Ты кто такой? - набычившись повторил Желудь, тыча в Кароля толстым пальцем. – По какому праву вонючий крул здесь ком…
Договорить Желтов не успел, кулак Каменецкого уложил его на землю.
- Бочки слить, - обвел собравшихся тяжелым взглядом Кароль, - или вы хотите, чтобы вас пьяных дурней враг, как хорек в курятнике, всех перерезал? Крушина в дне пути в Опушках стоит, очень рад будет куриной похлебке. Где господарь? – обратился он к трущему ушибленное ухо Желудю.
- В шатре спит, где ж ему еще быть, - проворчал тот, - здоров, Каменец, кулаками махать, так и убить можно.
- Ты за Рыгоркой приглядывать должен был, а сам ужрался как свинья.
- Раскомандовался, думаешь, если племянник господаря, так все дозволено? Я такой же полковник, как и ты, меня господарь вперед тебя поставил.
- Слушай, полковник, - угрожающе наклонился к нему Кароль, - еще раз на меня при всех тявкнешь – прибью. Понял? – серые глаза сверкнули сталью.
- Понял, - нехотя буркнул Желудь, пытаясь разгладить складки на полах жупана.
Кароль зашагал к шатру «господаря». У одного из костров он заметил Мирона Лугового. Позеленевший парень сидел, обхватив голову руками.
- Эй, Мироша, ты живой? – подсел к нему зять.
- Пан Каменецкий, я не хотел, но все пили. А как там София?
Но ответ ему пока был не нужен, Мирона стало выворачивать, он сконфуженно отвернулся, опустошая желудок.
- Простите, - прошептал он.
- Эй, Яшка, иди за паном пригляди! Не хворай, Мироша, сейчас тебе Ступица кваску нальет, а я господаря пойду полечу.
Господарик в контуше, надетом прямо на голое тело, лежал, раскинув руки, на дорогом южном ковре, выпуская из себя низкий гортанный храп. Это был мужчина на вид чуть за тридцать, среднего роста, по-крестьянски крепкий; светло-русые волосы, как и у Каменецкого пострижены «в кружок», по-детски пухлое щекастое лицо, белесые редкие брови, курносый нос, жидкие пшеничные усики.
- Рыгор, проснись, - тряхнул его Кароль.
- Племяшка, - пьяно заулыбался «господарь». – Налей за мое здоровье.
- Какое "налей", вы что здесь с ума посходили? – Каменецкий рывком поднял Рыгорку на ноги.
- Кароль, мне выпить нужно... Очень нужно! Не могу я, выпить мне. Эй, кто там, выпить несите! – заорал, вырываясь из рук «племянничка». В маленьких бегающих глазах засел страх, и Кароль сразу это приметил.
- Что случилось? – коротко спросил он.
- Выпить мне, выпить государю. Душа горит!
В шатер вбежал денщик с крынкой. Рыгор жадно потянулся к сосуду, но Кароль, выхватив крынку, со всего маху грохнул ею об стоявший в дверях щит. Полетели черепки, в нос ударил острый запах браги.
- Ты что, шкура, делаешь! – заорал Рыгор.
Кароль, не слушая воплей, схватил господарика за шиворот и несколько раз окунул в кадку с водой, что стояла под факелом для ловли искр.
- Вон пошел, – крикнул он остолбеневшему денщику, - не видишь – государь отдыхать изволит!
Мокрый, с жалобно свисающими усиками, господарь Рыгор был похож на побитую собаку.
- Кароль, у меня беда, - прошептал он.
- Это я уже понял, - Каменецкий усадил бедолагу на лавку.
- Мне страшно, Кароль, как мне страшно, а ты выпить не даешь. Смотри, - он рывком распахнул контуш.
- Свою корону мужикам показывай, - усмехнулся Каменецкий.
- Внимательней смотри, - прохрипел Рыгор.
На левой стороне груди, изукрашенной колотыми узорами, Кароль заметил небольшой кровавый волдырь.
- Твою ж мать! – выругался он. – Я же предупреждал тебя!
- Кароль, я погиб!
- Зачем ты ее трогал, я же тебе говорил – не надо? Что теперь делать-то? – Каменецкий тревожно заходил по комнате, стоять на одном месте не было сил. – Ведь как я просил!
- Тебе легко упрекать, все знают, что ты внук Старого Рыгора, а мне никто не верит, мне надо было доказать, что я его сын.
- Назар, но ты не его сын, - Кароль внимательно посмотрел в бегающие глазки.
- Не смей меня так называть, - воровато оглянулся самозванец, - я Рыгор - сын Рыгора!
- Моя мать родилась, когда дед уже был стар, и это считали чудом, если Рыгор твой отец, то он зачал тебя в девяносто, - Кароль иронично приподнял бровь.
- Я не так молод, как выгляжу, мне далеко за сорок, да и отец был не простым мужиком, он обладал колдовской силой ладских господарей, он, если бы дожил, так и в сто смог детей плодить.
- Ну-ну, - хмыкнул Кароль.
- Мне надо было им доказать, заткнуть глотку Крушине, - сжал кулаки Рыгорка. – И я это сделал. Помнишь, как меня на руках внесли в собор?! Это был час моего торжества! – от приятных воспоминаний он, на миг позабыв о своей беде, мечтательно улыбнулся.
