- Никакой я не господарик, пошла прочь, - Кароль демонстративно положил руку на эфес палаша.
- Господарик, помоги, исцели мою доченьку, не дай ей погибнуть. Баська, проси, - толкнула она ребенка к Каменецкому.
- Не подходи! – Кароль выставил вперед обнаженный клинок. – Не доводи до греха.
- Но ты же наш господарь, внук Рыгора, ты можешь нам помочь! - женщина не просила, как тогда на площади, она требовала, тараном толкая перед собой ребенка.
- Я сын простого крульского хорунжего, я не ваш господарь. Отстаньте по-хорошему, - Кароль продолжал держать оружие перед собой. – Мне жаль твою дочку, но я не смогу вам помочь, я не умею исцелять. У меня тоже дочки и им нужен отец.
- Помоги, ты моя последняя надежда. Помоги! - женщина не слышала его. – Баська, целуй ему ручку.
- Нет! – Кароль уперся острием в грудь ребенку. – Отойди!
Девочка осторожно пальчиками отстранила клинок, шагнула к побелевшему мужчине, коснулась губами руки, сжимающей эфес. Губы были холодными как лед.
- Спасибо, - пискнула девочка. И они с матерью пропали, Каменецкий мог бы поклясться, что они растворились в воздухе.
Кароль стоял, не двигаясь, затравленно глядя на свою руку, как на чужую. «Я не твой внук! – закричал он куда-то в голубое небо. – Я не хочу быть твоим внуком! Все беды у меня от того, что я твой внук!» Небо отвечало ему безмолвием.
- Пан гетман, вы надрались что ли? – из подворотни вынырнул Яшка Ступица. – А я вас ищу везде, говорят, вы с господариком полаялись.
- Яков, трут запали, живей! – очнулся Кароль.
Яшка, присев, начал высекать из кресала искры.
- Здесь все деревянное, увидит кто - по головке не погладит, - боязливо оглянулся он.
Трут занялся, на конце заплясало пугливое пламя.
- У тебя свеча была, поджигай! – приказал Каменецкий. Он выхватил из рук Яшки пылающую свечу и начал опаливать себе кожу в том месте, где его коснулись губы прокаженной.
- Пан гетман, я чего-то не понял, вы зачем себя палите? Бесов выгоняете? Так то вам лучше к попу, у него уже рука на этом набита.
- Яков, заткнись, - Кароль подул на обожженную кожу, - может пронесет, - прошептал он себе под нос. – Выпить нет?
- Да вам уже не надо, - покачал головой Яшка.
- Я теперь не с Рыгоркой. Сам по себе, - Кароль поднял на Якова серый взгляд, - если вы с ребятами за мной не пойдете, я пойму.
- Конечно не пойдем… на конях поедем, сподручней так, - показал белозубую улыбку Ступица.
- Тогда пошли вещи собирать.
Но дойти до городских ворот Каменецкому не удалось. С высокого теремного крыльца одного из богатых домов его окликнул седовласый старец в дорогих одеждах.
- Эй, пан Каменецкий, зайти в гости не желаешь?
Тонкий не похожий на ладский нос, острый ломанной крышей изгиб бровей, изрезанные морщинами уголки прищуренных глаз – да это же сам Елисей Черный. Был когда-то черным, теперь убеленный сединой старик. Этот горделивый старейшина одного из самых влиятельных в Ладии родов раньше в строну Кароля даже взгляда не бросал, а тут вдруг на двор к себе зазывает.
- С чего это ты меня вдруг привечать решил? – прищурился и Каменецкий.
- Как внука Старого Рыгора не приветить? Заходи, не бойся, - Елисей радушным жестом указал на дверь.
- Я и не боюсь! Яша, предупреди наших на всякий случай – где я, - шепнул Кароль Ступице.
- Пан гетман, может не ходить. Не доверяю я этим.
- Да нет, схожу - полюбопытствую.
Кароль шагнул в резные ворота хоромов Елисея Черного.
[1] Подол (посад) – торгово-ремесленная часть города.
[2] Златарь – ювелир.
Внутри оказался широкий замощенный досками двор. Он был полон воинов: кто-то сидел в теньке, привалившись спиной к забору, кто-то дремал на вынесенных лавках, некоторые с явным нетерпением поглядывали в сторону глинобитных печей, на которых под открытым небом холопки готовили еду. «Зачем ему сейчас столько ратников? К чему готовится?» Кароль, как охотничий пес, осторожно принюхивался к обстановке. «Я ему зачем? Прирезать по-тихому желает? Так можно было и в переулке без свидетелей».
- Заходи, заходи, - Елисей вел его к сеням. – Выпьем, посидим.
Кароль никогда не был в деревянных дворцах. Маленькие клети с узкими переходами, низкие притолоки, заставляющие беспрестанно наклонять голову. «Зимой, наверное, тепло, но тесновато, простора нет». В самой большой комнате, а по меркам Красного замка Каменецкого одной из самых маленьких, стоял накрытый яствами стол: на деревянном блюде дымилось жаркое, рядом примостился золотистый каравай, запаренная репа с медом, только-что выловленные из бочки крутобокие моченые яблочки (и это в июне!). За столом уже сидел незнакомый Каролю мужчина лет сорока с небольшим: худой, сутулый, с впалой грудью и слегка вывернутыми вперед острыми плечами. Мелкие черты лица, реденькая бородка, бегающий взгляд светло-серых глаз - делали его похожим на хорька. При появлении Черного и Каменецкого незнакомец неловко поднялся, кланяясь сначала Елисею, потом Каролю.
- Знакомься, князь Каменецкий, это старейшина древов Никифор Кучка, брат моего покойного зятя. Садись, князь, гостем будешь.
Кароль присел на резную лавку, но к угощениям притрагиваться не спешил.
- Ешь. Или боишься – отравим? - подмигнул Елисей гостю.
Узким ножом он отрезал большой кусок мяса, отщипнув мягкое распаренное волокно, демонстративно положил себе в рот, остальное Каролю в тарелку.
- Эй, Олеська, выпить гостям неси!
Из соседней двери выпорхнула хорошенькая молодая женщина: среднего роста, чернобровая и темноволосая, что редкость для этих мест, небольшой вздернутый носик, на щечках играл румянец смущения. А подержаться здесь действительно было за что: пышная грудь выпирала даже через просторную ладскую рубаху. Дочь старейшины, скромно опустив глаза, проплыла мимо Кароля, выставляя на стол запотевшие крынки.
- Хороша ли моя дочь, князь? – хитро прищурился Елисей, отчего морщины в уголках глаз стали еще резче.
- Почтенную пани Господь красотой не обделил, - махнул головой Кароль.
- Не обделил, это точно, - подал голос Кучка, - самая красивая баба в Ладии, - энергично замахал он жидкой бородкой.
Женщина совсем раскраснелась под мужскими взглядами.
- Дозвольте, я пойду, батюшка, - пропела она.
- Дозволяю, ступай, - мягко улыбнулся дочери Черный.
Олеська, кинув на Кароля быстрый игривый взгляд, покачивая бедрами пошла к двери.
- Загрустила моя голубка во вдовицах, - с легкой грустью проводил ее Елисей.
«Неужто хочет через меня с Рыгоркой о браке договориться? - Кароль терялся в предположениях, - Этак бесстыже дочь выставлять можно только перед сватами».
