- А знаешь ли ты, князь, что народ не желает ждать осени и Круг соберется здесь в Княженце на русальей неделе?
- На русальей неделе? – эхом повторил Кароль, округляя глаза. – Так это уже через седмицу[1].
- А что ж тебе господарик Рыгорка не сказал?
«Так вот зачем он в Княженец пожаловал, видать, один я и не знаю».
- Он мне не господарь, в ссоре я с ним, - Кароль старался выглядеть спокойным.
Старейшины, довольно улыбаясь, переглянулись.
- Только вот выбор у народа-то невелик, - продолжил Елисей, - или чванливый прелюбодей, совративший невестку, или самозванец-выпивоха. Кого не выбери – все дурным обернется. А? – Черный приподнял левую бровь.
- То пусть народ сам решает, - буркнул Каменецкий.
- Да ты пей, пей. Хочешь кваску студеного? Жара стоит нынче, а поговорить нам нужно на холодную голову.
Кароль отлил из крынки в медный кубок пенящуюся янтарную жидкость, поднес к губам. Квас холодной струей освежил горячее горло.
- Народ решит то, что ему старейшины скажут, - Елисей Черный вдруг поднялся, нависая над столом, карие глаза лихорадочно засверкали. - А мы желаем сильного господаря на троне, зачем нам кого-то искать, если у нас настоящий внук Рыгора имеется. Тебе на троне должно сидеть!
Кубок Каменецкого застыл в руке.
- Я здесь чужак, за мной народ не пойдет, - хрипло ответил Кароль.
- Пойдет. Мы уважали тебя как врага, теперь уважаем как союзника. Из толпы оборванцев сильную армию Рыгорке сколотил, Крушину за пояс заткнул, простой люд не обижаешь. Мой род за тебя встанет, Кучка древов поднимет, а там и другие роды подтянутся. Князь, мы тебе корону деда на голову оденем.
Голос Елисея звучал сладко, заманчиво, но Кароль был уже не в возрасте Мирона и в бескорыстную щедрость не верил.
- Цена? – коротко кинул он.
- О, цена очень приятная – ты должен жениться на моей дочери, - хитро прищурился Елисей.
- Это невозможно, - Кароль отодвинул от себя медный кубок, - у меня уже есть жена.
- Нет у тебя жены, есть полюбовница, которая на ее месте в родовом замке сидит. Видишь, нам все известно, - на лице Черного появилась противная ухмылка.
«Зарунский! Вот зачем он сюда приезжал! Шкура!»
- Она моя жена. Я дал ей слово, что мы обвенчаемся, и я его выполню, - Кароль попытался встать.
- Да ты сядь, не кипятись. Обсудим давай все, - подлетел Кучка, удерживая его за плечо.
- Нечего здесь обсуждать, - Каменецкий отстранил руку старейшины.
- Есть, есть о чем толковать, - продолжал увещевать Елисей. – Подумай, князь, народ твоей матери на коленях стоит, защитить некому. Уж не обидься, но ты, князь, полукровка, только это не беда, мой род тебе опорой станет, дочь моя наследника родит, ни у кого и сомнения не возникнет, что он незаконно место свое занимает.
- У меня уже есть жена, - упрямо повторил Кароль.
- О девке своей не тревожься, и она в накладе не останется. Пан Зарунский ей уже жениха подыскал, как его там? - Елисей сделал вид, что припоминает.
- Коломан, - подсказал Кучка.
- Он самый, ни абы-кто, а двоюродный брат короля, прощен Игнацем и выпущен из-под ареста, снова гетман Левобережной Ладии. У полюбоницы твоей и замок, и земли останутся, опять же и дочери пристроены. А у нас, если господарем не станешь, что вас ждет? Кто бы ни стал хозяином Ладии, тебе здесь не жить. Куда дальше побежишь? Вечным скитальцем желаешь стать и семью за собой таскать?
- Вот именно – семью, у меня уже есть семья. Разберусь, - все сладкие увещевания Черного разбивались об упрямство несговорчивого князя.
- Народ предаешь, брать не хочешь, что в руки само плывет! – грозно сверкнул глазами Елисей.
«То, что в руки протягивать станут, бери», - вспомнилось пророчество Иванки. «И она туда же?!»
- Нет, - Кароль резко отодвинул лавку, поднимаясь, и… почувствовал легкое кружение, комната стала расплываться. Из последних сил он вцепился руками в стол.
«Отравили. Прости София, видать ты снова вдова». Свет сменился темнотой, в которую внук Рыгора с размаху провалился.
Кароль зажмурился от яркого солнечного света, назойливо бьющего прямо в лицо. Сморщив нос, он перевернулся на бок и уткнулся в большие женские груди. Они смотрели на него насыщенно-розовыми сосками, поверх этого богатства лежала массивная золотая цепь с ядовито-зелеными изумрудами, золото и камни сверкали на солнце, и от этого цепь казалась змеей, скользящей по оголенной груди.
- Проснулся, милый? Как спалось? – пропела обладательница роскошных персей.
- Какого черта? – Кароль принялся дико крутить головой.
Он находился в бревенчатой комнате с широкими окнами, очевидно, светлице, такие лады для бабского рукоделия делали на вершине своих теремов. Одежда Каменецкого вместе с палашом и сапогами была свалена в кучу на узкой лавочке, сам он абсолютно обнаженный лежал на мягком ложе рядом с Олеськой Черной, которая, бесстыже выставляясь перед чужим мужчиной, водила пальчиком по плечу Кароля, хитро заглядывая в удивленные глаза.
- Ох, и напугал ты меня вчера, - деланно вздохнула она. - Подкрался сзади, схватил, рот зажал рукой да в горницу поволок, обесчестил в отцовском доме, всю одежу изорвал, охальник.
- Врешь, сучка, - раздраженно бросил Кароль, уже понимая, что произошло на самом деле, и как он вляпался.
- Ничего я не вру, - надула губки Олеська. – С чего мне врать, себя позорить?
Каменецкий, глядя женщине в глаза, пальцем обвел самый большой изумруд.
- Цепь наперед взяла или уже телом расплатилась, а, стыдливая вдова?
- Да как ты смеешь?! – женщина занесла руку ударить наглеца, но не решилась, по бархатным щечкам расплывался яркий румянец. – Это мне батюшка купил.
- А знаешь, что Рыгорка прокаженный? – Кароль внимательно следил за красивым лицом.
- Врешь, - прошептала Олеська, нездоровый румянец теперь алел на меловом лице.
«Да она ему отдавалась!»
- А вот интересно, ты и с стариканом Крушиной полеживаешь, а то вдруг он господарем станет?
Кароль не стал уворачиваться от звонкой пощечины, в которую молодая женщина вложила не только стыд, но и охвативший ее отчаянный страх. Кароль встал с мягкого ложа и, подхватив с лавки одежду, начал натягивать штаны.
- Что здесь происходит?! – раздался суровый окрик Елисея Черного. Старейшина стоял в дверях, размахивая саблей, праведный гнев отражался на его изрезанном морщинами лице.
- Ничего, - ухмыльнулся Кароль, - выспался хорошо.
- Я не виновата, он меня силой взял! - Олеська стыдливо по самые уши натянула на себя одеяло.
