- А теперь, пан ящерка, ползите обратно, - раздался над ухом злой шепот, горла коснулся холодный металл.
- Я не могу назад, у меня уже сил не хватит, - выдавил Кароль.
- Смог сюда, сможешь и отсюда.
На него гневно смотрели черные угольки глаз. «Врет, что голубые! О чем я думаю? Сейчас она меня толкнет и все…»
- Или я твой любовник, или покойник. Решай.
«Столкнет, точно столкнет!»
Девушка наклонилась к нему так низко, что ее локон защекотал щеку:
- Молись, пан ящерка, - голос резал кожу как острая льдинка.
И Каролю стало жутко, животный страх помимо воли завладел им. А ведь пан гетман был неробкого десятка, он не раз заглядывал смерти в лицо, он любил заигрывать с костлявой старухой, ему нечего было терять. А теперь его заставила испугаться девчонка!
Резкий рывок, и Кароль кубарем влетел в комнату, это София что есть мочи дернула его за ворот. То ли голова, то ли стены закружились, в окне запрыгала ухмыляющаяся ущербным ртом луна.
«Неужто пожалела?» Кароль встал, пытаясь прогнать растерянность и стыд. Прогоревшие дрова в камине давали совсем мало света, неясным пятном белой сорочки в углу замерла девушка.
- У меня кинжал, - пискнула она.
- Да не трону я тебя, хорошо полечила, - усмехнулся Кароль, отряхивая штаны от замковой пыли. – Спокойной ночи, панночка, - он развернулся уходить.
- Там у нас ступеньки крутые, так вы уж, пан ящерка, лучше по потолку, вам удобнее будет, - в спину полетело издевательское хихиканье.
Такое пан гетман стерпеть не мог!
- Брать я тебя, козюльку, не стану, коли не хочешь, а вот выдрать хорошенько - выдеру, - он медленно стал расстегивать ремень.
- Ты не посмеешь! – взвизгнула Софийка.
- Еще как! – Кароль снял ножны с саблей, отставляя их от греха подальше к самой двери, и, размахивая свернутым вдвое ремнем, направился к девице. Глаза успели привыкнуть к темноте, он видел, что София, выставив вперед небольшой кинжал, приставными шажками перемещается за спинку кровати. Кароль не собирался пороть насмешницу, но мстительно желал, чтобы и она испытала панический ужас, как он несколько мгновений назад.
- Задирай подол, - хмыкнул он.
- Поймай! – в дерзком вызове ни капли страха. «Чертова девка!»
- Сюда иди! – заревел Кароль, бросаясь вперед. Они закружили, огибая вросшую в пол посередине комнаты большую кровать.
«Нельзя допустить ее к двери, а то опять убежит. Может сделать рывок через ложе? Широко, не допрыгну».
- Ну, что же ты, Кароль, не догоняешь. Устал? – и опять заливистый колокольчик смеха.
«Может ее все-таки выдрать?» Погоня вокруг кровати продолжилась, девчонка была ловкой, слишком ловкой, а нога, отбитая ею, начала надсадно ныть. Кароль стал прихрамывать. Выбившись из сил, он устало примостился на кровать.
- Устал? – уже без всякой иронии встревоженно спросила София.
- Есть немного.
Девушка вдруг сама подошла и села к нему на колени, обняв за шею.
- Так хватит бегать, спать давай, - он почувствовали сладкий вкус девичьих губ. Красавица ластилась, как кошечка.
- Спать у тебя, вот на этой кровати?
- Другой у меня нет, - делано вздохнула Софийка.
- И ты меня не ударишь сейчас между ног и не придушишь подушкой? – подозрение не покидало.
- Нет, люби меня, как обещал, - робко прошептала она в самое ухо. У Кароля побежали мурашки.
- Зачем тогда гоняла? – улыбнулся он, и так зная ответ.
- Чтобы заслужил.
- А я заслужил?
- Да.
И опять горячий поцелуй: она целовала его так, как еще недавно он ее на вершине башни – отчаянно, страстно, смело. «Быстро учится!» Жупан и порты полетели куда-то в темноту. Пара сплелась в горячих объятьях. София то робела, слегка отстраняясь, то, пересиливая себя, отдавалась нескромным ласкам мужских рук. «А ведь у меня девственниц еще не было, а если не получится?» Вот зачем эта глупая мысль прилетела так не вовремя? И ничего не получилось. «Смотри, не промахнись», - вспомнились напутственные слова старухи. «Сглазила ведьма!» Кароль раздосадовано откинулся на подушку.
- Ты чего? – не поняла София. – Я что-то не так сделала?
- Ты не причем. Бабы у меня давно не было, а девки так и совсем никогда… отошло отчего-то.
- И не придет? – опавшим голосом спросила София.
- Не знаю, - Кароль чувствовал, как горят щеки и шея.
- Все пропало, все пропало! – девушка уткнулась лицом в подушку и отчаянно зарыдала.
- Софийка, ты чего? Что пропало-то? – Кароль потеребил ее за плечо.
- Все пропало… теперь мне к болотникам идти, а это так… жутко и больно, когда тебя на части рвут… а я не хочу, - и опять рыдания.
- К каким болотникам? Зачем тебе к болотникам? Да прекрати ты убиваться! Объяснить можешь?
- Самоубийство грех, это если с башни спрыгнуть, а если болотники съедят, так может Бог простит, не сама же на себя руки наложила…
- Ты что такое болтаешь?! – Кароль резким движением повернул девчонку к себе. – Говори!
- Я в монастырь хочу, ты моей последней надеждой был. Варварка, подруга моя, хромая от рождения да бесприданница, уже там, в послушницах. Весточку прислала, хорошо там - тихо, сытно, в мире и любви живут. Я туда хочу.
Кароль никак не мог разобраться: при чем здесь он, болотники, монастырь. Все валилось в какую-то жуткую кучу.
- Давай по порядку, - взмолился он.
- Замуж меня хотят отдать, жених нашелся, без приданого готов взять, - отрешенным холодным тоном начала София. – С того берега люди приезжали, как вы на постой попросились, отец не смог отказать, впустил… Он не хотел, правда. Ты уж своему гетману про то не сказывай.
- Ладно не стану, - усмехнулся Кароль, про-то, что хозяин якшается с мятежниками, он и так догадывался.
- Это он сейчас прячет меня, когда уж не надо, а тогда велел выйти, гостям прислужить, мол, очень важная птица к нам залетела. А старый гость давай сына своего за меня сватать.
- Так чего ж плохого?
- Чего плохого?! Да он блажной у него, сильно блажной… Сидел слюнявый такой и в потолок смотрел. Да смириться-то с этим можно, муж в испытание жене дается. Только для греха я им нужна, понимаешь? Старик этот высоко метит, очень высоко, - Софийка быстро зашептала, тревожно оглядываясь, словно кто-то за стеной прислушивался к ее речи, - не могу тебе сказать куда, но ему здоровый наследник нужен, а жена его старая и родить больше не может, и развестись с ней ему нельзя. За женой его сильный род стоит, не даст. Вот он и решил женить на мне сына-дурачка, а на ложе брачное самому лечь, чтобы я ему сына родила. И он, не стесняясь, об том отцу сказал, а я под дверью все слышала. А отец меня продал, согласился, ему на меня наплевать. Стыд какой, ведь все об этом знать будут, это еще хуже, чем с тобой вот здесь миловаться. Там за спиной насмехаться станут, а может и плевать вслед. Не хочу я так!
