— Давай вспомним, что с нами произошло, Айво. Потому как выяснилось, что никаких видеозаписей и фотографий на наших коммуникаторах не сохранилось. Есть теперь, правда, видеофильм Дельпьеро, но он, как ты сам понимаешь, скорее подходит для домашнего альбома. Рассчитывать мы можем только на свою память, хотя она, в условиях кислородного голодания, давала сбои, особенно под самый занавес. Значит так. Выход наверх оказался завален. На минус первом уровне лифт тоже не открывался. Мы с тобой тогда спустились на самый нижний… Кстати, почему мы решили искать выход в самом низу?
— Потому что там находился непонятный металлический постамент, который мы с тобой приняли за шахту лифта, — ответил Айво, смакуя мороженое. — Мы потеряли массу времени, пытаясь открыть, как мы считали, люк шахты. Это нам сразу не удалось. Тогда мы стали скрупулезно осматривать пещеру. Шутка сказать — при диаметре в три километра её площадь равна семи, а длина стены по периметру — все девять! Я помню, что мы не осмотрели и пятой части, как наши фонари стали гаснуть — садились батарейки. С коммуникаторами еще кое-как, а вот с освещением…
— И тут ты достал фонарик или лазерную указку, которую нашел в разбитом флайте, — подсказал Сноу. — Так?
— Да. Я, честно говоря, хотел посмотреть, нет ли там режима обычного фонаря, и стал нажимать кнопки. Нашел скрытую панель управления. Дальше ты сам видел. Никакая это не указка…
— Да. Теперь давай вспоминать, какие режимы работы нам удалось обнаружить на этой… этом…
— Теодолите, — вдруг подсказал Айво.
— Теодолите?
— Да, думаю, это ближе всего отражает предназначение артефакта. Перечисляем режимы. Первый: включаем и получаем просто сиреневый, похожий по свойствам на лазерный, луч. На шкале, расположенной в рукоятке, меняются символы. Мы предположили, что это расстояние до объекта, то есть длина луча.
— Да, верно.
— Дальше. Режим второй: луч лазера может менять свою длину, подобно телескопической антенне. Невероятно, но факт. Какая предельная длина луча, определить не удалось — диаметр пещеры ограничен тремя километрами. Но, судя по тому, что мы использовали ничтожную часть имеющейся на рукоятке шкалы, луч может достигать длины в сотни, а то и тысячи километров. Режим третий и тоже запредельно непонятный: луч может «отстегиваться» от ручки и замораживаться в том направлении и при той длине, которые были ему приданы в момент «отстегивания». Как шпага — воткнул куда-нибудь, рукоять отломилась, а клинок по-прежнему торчит.
— Бред какой-то… — пробормотал Сноу. — Не привиделось ли нам это?
— Бред, согласен, но не у обоих сразу и совершенно одинаковый, — парировал Айво. — Режим четвёртый: дистанционное выключение оставленных светиться лучей. Режим пятый: искривление луча. Тут у меня мало что получалось, но факт остается фактом — луч может на протяжении своей длины менять направление, то есть быть непрямым! И последнее: сиреневый луч этого лазера виден не только в точке испускания и в точке попадания на поверхность, но и на протяжении всей своей длины, будто он включен в густом тумане. Вот, пожалуй, всё о теодолите.
Сноу посмотрел на полурастаявшее мороженое и отставил вазочку в сторону:
— И что это за прибор, как думаешь?
— Кто его знает? — спокойно ответил Айво. — Может, это действительно что-то вроде нашего строительного теодолита. Или кисточка, мастехин неведомого художника.
— Какого еще художника? Айво, тебя явно поспешили выписать!
— А что? Мне такое предположение очень даже по душе. Представляешь, Ричи, где-то во Вселенной, вдали от звезд и планет космический Леонардо да Винчи пишет портрет галактической Джоконды вот таким мастехином. И, наверное, у него не только сиреневый цвет есть, но и кобальт синий, сиена жженая, берлинская лазурь, кармин, сепия… — мечтательно произнес Блумберг.
Сноу с недоумением взглянул на напарника и, понизив голос, произнес:
— Тебе не в КОНОКОМе начальником научного отдела работать надо, а идти в ЮНЕСКО или еще куда податься по культурной линии. И откуда ты все эти сирены, да еще жженые выкопал?!.
— Не сирена, а сиена жженая — это охра или оксид железа, краска красно-коричневого цвета, получившая своё название от итальянского города Сиена. Художественные галереи хоть изредка посещать надо, спецагент! — ответил ему Айво и заговорщицки подмигнул. Потом обернулся. — Официант, два кофе будьте любезны!
Когда официант принес заказ, Айво снова заговорил:
— А вот потом у меня начинается какая-то путаница в голове. Смутно помню, что мы с тобой опять сидим на том самом постаменте и я что-то делаю с шаром… Но вот что? И потом… открывается тяжеленный люк и оттуда снизу бьёт свет. Или нет?
Сноу высыпал крошечный пакетик сахара в чашку и помешал.
— Всё примерно так и было. Ты просто зачем-то катнул шар по поверхности подиума. Я его поймал, сидя с противоположной стороны, но заметил, что он слегка дернулся, прокатываясь посередине диска. Я полез туда и обнаружил крошечную лунку, которую мы с тобой не заметили в прошлый раз. Подумал, что действовать механизм должен так же, как и в лифте, положил шар в лунку и вынул. И тогда верхняя часть пьедестала начала медленно подниматься, пока не открылся колодец, освещенный изнутри. Кислорода у нас с тобой оставалось уже немного, а дышать им приходилось всё чаще.
— Это понятно, мы очень долго находились в бедной кислородом среде, и даже периодические порции чистого воздуха не могли компенсировать его нехватку. Начинала ощущаться гипоксия. И первым делом она повлияла на работу органов чувств и мозга, — пояснил Блумберг.
— Совершенно верно. Мы с тобой начали спускаться в эту шахту…
— Да, это я тоже припоминаю, хотя и смутно. Там ведь не оказалось лифта?
Сноу немного странно посмотрел на Блумберга:
— Лифта мы с тобой не нашли. Но, спустившись вниз, попали в горизонтальный туннель и пошли по нему.
— Вот это я уже совсем не помню, — признался Айво.
— Да, я видел, что ты передвигаешься как сомнамбула, — вздохнул Ричи. — Однако мое состояние не сильно отличалось от твоего. Одно могу сказать с полной уверенностью — сила тяжести в этом туннеле была в разы меньше, чем на планете. В разы, Айво. Иначе бы мы с тобой не прошли такое расстояние. Место, где нас с тобой нашли, находится почти в ста километрах от мемориала, где мы спустились на лифте.
— В ста километрах? — поразился Блумберг. — Ричи, мы не могли пройти такое расстояние!
— Мы его прошли, Айво. Каким образом — не знаю. Нам, конечно, помогла низкая гравитация в туннеле. Но честно говоря, даже с учетом того, что мы с тобой стали там весить в два раза меньше, сотню километров мы бы не осилили. Присутствовал еще один или несколько факторов, о которых мы пока не знаем. Но оставим рассуждения о причинах нашего спасения на потом. Сейчас нам надо вернуться туда, где нас нашли.
— Ты думаешь, что мы сможем…
