Граська, отряхивая подол, вылезает на караульную площадку. А ведь эта забавная кругленькая служаночка пришла меня убивать. Именно для этого она заманила меня в высокую западню. Больше незачем.
- Красиво здесь на закате, да? – стала она медленно приближаться ко мне, беззаботно крутя головой.
- Так ты, Грася, грамоте обучена? – неотрывно следя за каждым движением служанки, я сжимаю рукоять сабли, пряча оружие за спину.
Граська вздрагивает, лицо сбрасывает добродушие, становится жестким и высокомерным:
- Мой отец был причетником
[4], мне ли не быть грамотной? – цедит она. – Только помер рано, сиротами детей оставив, не от хорошей жизни в услужение идут.
- Но почему, Грася? Почему?
Смогу ли я рубануть по живому человеку, да еще и по такому близкому, ведь Граська многие годы жила рядом со мной. Во сколько лет она попала к нам? Лет десяти от роду. Я уже и не помню жизнь без румяной хохотушки.
- Грася, почему? – голос дрогнул.
- Да потому, – она чувствует мою растерянность и становится похожей на охотницу, да, она точно пришла убивать, – ты, Янка, мерзкая развратница. Я своими глазоньками видела, как ты панна Яромира до свадебки ублажала. Такой не в княгинях сидеть, а в келье грехи отмаливать.
- То не тебе судить! – а может и смогу, не так уж это и сложно, если напротив стоит воплощение ненависти.
- Панна Моника святая, а ты ее чуть на грех не подбила, петлю ей на шею одела. Она голубка, а ты ворона. Да пан Яромир так тебя вороной и кликал, сама слышала. Ей княгиней быть, а не тебе, – в руке Граськи блеснул большой кухонный нож.
- Решила заколоть меня как поросенка? – усмехнулась я, показывая равнодушие, но вся сжимаясь внутри.
«Я не смогу убить, не смогу!»
- Так будет лучше. Пан вокруг тебя бегает, точно пес руки готов лизать. Хеленка проболталась, что ты на зеркалах ворожила. А я разрушу твой приворот, нет тебя и нет заклятья. Они снова будут вместе! – Граська делает шаг в мою сторону, я отодвигаюсь к бойнице.
Вот не верю я в ее бескорыстие и праведность. За Граськой водилось примерить мое платье или накинуть на плечи шубку. Я знала, что она шарит в моей шкатулке с драгоценностями, но никогда ничего не пропадало, и я закрывала на это глаза. Девичье любопытство, пусть побалуется. А с какой жадностью она пила господское вино. Тогда я не придавала этому значение. Я была мягкой хозяйкой, слишком доброй, и как оказалось – слишком доверчивой.
- Что тебе пообещали Баньковы? Что могут тебе дать они и не могу дать я? – на этих словах я вынимаю из-за спины саблю, оружие вспыхивает в лучах закатного солнца.
Граська охает и отпрыгивает назад. В больших детских глазах страх. Настал ее черед бояться.
- Что тебе за предательство пообещали Баньковы?! – иду на нее, выставив саблю вперед.
- Мужа шляхтича, – шепчет она.
- Кого?
- Мужа шляхтича. Когда пани Моника станет княгиней, она найдет мне мужа из шляхтичей Ковальских. Вам такое и в голову никогда не приходило за всю мою верность.
- Это точно, – усмехаюсь я, – то-то ты трем женихам отказала, все рыцаря ждала. А знаешь, что предательство почище прелюбодейства будет? Отец твой, причетник, про предателей в аду не рассказывал?
- Простите, госпожа, бес попутал, – ее глаза неотрывно смотрят на сияющую саблю.
- А ведь это ты убила моего ребенка! – до меня доходит цепочка событий. «С ее письма начались мои мучения».
Наверное, сейчас я была страшна как смерть. Граська сжимается и, как может, прикрывается ножом, отступая еще на пару шагов.
- Я-то письмо не писала, оно правда от пана Ярека было, мне его только в руки дали. Правда!
- Правда?!! – замахиваюсь саблей.
Граська вскрикивает и, сделав еще шаг, проваливается в дыру лестничного проема. Раздается жуткий грохот.
- Грася!!! – с поздним раскаяньем бросаюсь к ступеням. – Грася!
Нас нашли прибежавшие на шум слуги: меня, сжимавшую саблю Ярека, и Граську, со сломанной шеей и искаженным смертью лицом…
Глава XVI. Уговоры
Теперь на меня не просто косились, от меня шарахались как от прокаженной. Служанки валялись на коленях перед паном Казимиром, умоляя не приставлять их к княгине в услужение. Только окрик хозяина, что он сам их и без моей помощи придушит, заставил дворню смириться. Но я чувствовала всеобщую ненависть. Граську искренне любили и в мои слабые объяснения, что это она пыталась меня убить, не верили. Да и я бы не поверила, все казалось удушливым бредом.
Через неделю после рокового события Казимир повел ожидаемый разговор. Он заставил нас с Лжеяреком прийти в дубовые покои.
- Я никогда не шептался за спиной, обсуждая кого-либо, – при этом свекор надменно посмотрел в мою сторону, – не имею такой привычки, поэтому буду говорить открыто, чтобы ты, Янина, все слышала.
- Отец, мы все напряжены после недавних событий, – поспешил вклиниться Лжеярек, – но не стоит произносить то, что может нас разъединить.
- Мы уже разъединены, Ярек, разве ты не видишь? – Казимир раздраженно тряхнул головой. – Мы с невесткой вместе горевали о тебе, мы были единой семьей и у нас была общая беда и общая надежда. Но вот пришла радость, а твоя жена не хочет ее разделить. Она ведет себя странно, у нее провалы в памяти, она позорит тебя перед дворней, а теперь еще и этот случай со служанкой. Это не наша Янина, я не узнаю ее! Кто ты? – это он бросил мне, зло сузив глаза.
- Я все та же, а вы, отец, ослепли, – отбила я удар.
- Не называй меня больше отцом, я тебе не отец! – повысил голос Казимир. – Ты не принимаешь моего сына, значит ты мне не дочь!
- Но это не… – начала я.
- Ярек, ты должен немедленно написать епископу и попросить развод. Эта женщина не сможет родить тебе здорового ребенка. У тебя была зазноба в Ковалях, не перебивай меня, – отстранил он жестом собиравшегося что-то возразить самозванца. – Я противился вашей свадьбе, теперь я признаю свою ошибку. Ты можешь жениться на панне Баньковой.
- Да, Ярек, – насмешливо посмотрела я на «муженька», скрещивая руки на груди, как делал мой Яромир, – женись на панне Баньковой. Отец не даст тебе дурного совета.
Ах, мой милый свекор, как же я тебя обожаю: с первого появления на пороге этого дома, когда ты, проорав на Яромира за самовольную женитьбу и пригрозив ему всевозможными карами, надменно спросил: «Ну и из какого «славного» рода эта паненка?», а потом долго раскланивался и рассыпался в любезностях, вспоминая все достоинства моего покойного отца. Вот и сейчас, не догадываясь об этом, ты льешь воду на мою мельницу. Уговори «чудо сына» бросить недостойную жену, дайте мне долгожданную свободу!
