- О чем ты хотела со мной поговорить? Мы одни, говори, – я скрестила руки на груди, теперь это моя привычка.
- Я не хотела вам, госпожа, зла, я никому не хотела, – Хеленка нервно заправила за ухо выбившую белокурую прядь.
- И пану Казимиру, отцу твоего ребенка, которого ты на тот свет отправила, – я безжалостно «била» наотмашь.
- Нет, нет! – испугалась она. – Я не хотела, я не думала, они меня заставили.
- Кто они?
- Пан Яромир и другой пан, ростом мелковатый.
- Когда они тебя заставили?
- Когда на мельницу к нам приезжали.
- На какую мельницу?
Чего она там мелет?
- Мой брат мельник, а я при нем жила, родители померли. А эти явились и сказали, чтобы я… а с ними воинов много было. Мы перепугались страшно, они угрожали, что если я не соглашусь, то… не приведи господь.
- Пан Яромир? Полтора года назад на мельнице уже был пан Яромир? – у меня ничего не сходилось по срокам, стоило чуть распутать клубок, как он снова начинал запутываться, еще с большей скоростью.
- Да нет, тогда только малый господин приходил и с ним еще такой худючий пан и нос у него крючком, и глаза как у помешанного, дерганный какой-то. Они сказали, что меня к пану Казимиру в полюбовницы пристроят, а я должна узнавать им, про что прикажут. Ну там всякое: про комнаты – где какие, про слуг, но особенно много про пана Яромира и про вас, пани: как там у вас все как у мужа с женой ладилось, да про привычки пана Яромира, чем себя потчевать любил, да что носил. Ну, ничего ж плохого?
- Ничего. Только мы тут отчего-то, а пан Казимир в гробу, – обдала я ее холодом. – Как передавала?
- В церкви ко мне бабулечка подсаживалась, а я пану Казимиру должна была говорить, что это бабушка моя. Так ей все и пересказывала. А братика моего все равно убили, я так горевала и так боялась.
- Да мельник погиб, помню, утонул в прошлом году, – пробормотала я.
- Убили, я точно знаю, – Хеленка стерла набежавшую слезу.
- Отчего же ты не рассказала все пану Казимиру?! Да разве же он тебя бы не защитил?
Хеленка упрямо сжала губы.
- Не защитил бы? – я с напором повторила свой вопрос.
- Боялась. Боялась, что он правду про меня узнает и прогонит. Я ж для него так была, – она пренебрежительно махнула рукой, – тенью пани покойной, как для вас пан Яромир нынешний. Вы-то вот нового невзлюбили, вот и я боялась, что погонит. Идти мне некуда было, да и эти за спиной.
- Ты сказала, что и пан Яромир тебя заставлял, когда и что требовал?
- Да не совсем пан Яромир. Какой-то другой. Я того-то господина, вашего мужа прежнего, помнила, он к нам на мельницу с паном управляющим приезжал. Уж такой дотошный был, до всего дело было, всю мельницу обошел, брату вопросы задавал – что да как работает, а красавиц какой был.
Сердце в который раз больно сжалось, да такой он был, мой Яромир: на месте не мог сидеть, все бы ему куда-нибудь бежать, да что-нибудь делать. Словно ему кто кипяток за шиворот лил. Я ведь обиделась на него, когда он собрался в Восточную Ладию послом ехать, ведь не его король послать хотел, и поопытней были мужи. А он настоял, мол, справлюсь, не пожалеешь, государь. Уж как я тогда рыдала, как сердилась на него. Прощаться не хотела выходить, а потом этот горький поцелуй… Стоп! Да что ж такое! Опять не сходится! Я второй раз поссорилась с Яромиром, когда увидела его с Моникой с башни, он разозлился и разбил зеркало, мы больше не были вместе… или были? Мы прощались как любимые, как самые дорогие друг другу, а Моника? Проклятая память, что же ты не хочешь разорвать пелену. Виски пронзила боль, я невольно стала их тереть.
- Пани, вам плохо? – подбежала ко мне Хеленка.
- Нет, сказывай дальше, – отстранила я ее.
- Так вот, а с месяц назад я как обычно с этой старушкой в церкви встретилась, и она меня за собой на кладбище потянула. Уж как я перепугалась, пани, уж как перепугалась. Думала – все мне, прибрать меня решили да там и закопать. А тут вышел из-за могилки паненок молоденький, усики только пробиваются, очень на пана Яромира похожий. Я сначала даже подумала, что это он. Узнай, говорит, с кем у братца моего любовь сильней была – с панной из Ковалей или с женкой. Я так поняла, то бастрюк пана Казимира был, навроде Баси моей.
С кем у него любовь была? Да кабы я сама знала.
- Ну и узнала? – насмешливо посмотрела я на Хеленку.
- Так Граська, покойница, сказала – с панной той.
Я замерла, потом, порывисто обняв Хеленку, расцеловала в бледные щеки, а затем судорожно расхохоталась, заливисто, от души, запрокинув голову назад. Хеленка испуганно таращила глаза, очевидно припоминая все слухи о моем помешательстве. А я все не могла остановиться. Глупая курица Граська сама сгубила свою покровительницу.
Наконец, отсмеявшись, я присела на край кровати.
- Ну, а потом и сам пан Яромир меня выспрашивать стал, – неуверенно продолжила Хеленка, – не говорили ли вы чего о муже своем, пока его не было, так я про колючку приворотную и рассказала. Вы ж другим велели не сказывать, а самому-то пану можно же?
- Слушай, Хелена, – обратилась я к ней уже без смеха, – я оставляю тебя здесь старшей. Позаботься о моих людях и искупи тем свою вину. И еще, – окинула ее насмешливым взглядом, – пан Чеслав – это тебе не пан Казимир, такой и жениться может, коли правильно приласкать, и любимый епископ против хитрой бабы ничего сделать не сможет. А ты, Хеленка, хитрая баба, уж я тебя насквозь вижу.
Хеленка покраснела.
Мы просидели в Малых Ковалях две недели. Люди Чеслава, отобранные Олесем, прошмыгнули по владениям Ковальских, узнать – что да как. Пана Казимира похоронили со всеми почестями, самозванцу нельзя было перед шляхтой ударить в грязь лицом. Там же на похоронах в открытую было заявлено, что я потеряла рассудок и сбежала, и что если кто увидит помешанную пани Ковальскую, немедленно должен ее схватить или хотя бы предупредить мужа, где находится его женушка. Нас искали, дорогу в Дарницу перекрыли, в сторону Лады отправили большой отряд. По краю болот, где предлагал прошмыгнуть пан Богдан, тоже бродили вооруженные люди. Оставалось только ждать. Лишь шустрый Павлусь пешим скрытно ушел под покровом ночи к королю с устным посланием. И я молилась, чтобы он дошел.
И только, когда пришла весть – отряды Ковальских вернулись ни с чем, след беглянки потерян, мы засобирались в дорогу. Старая Иовита вышла провожать меня за крепостную стену, крестя и охая. Слезы душили, я понимала, что может больше не увижу ее никогда. Она олицетворение моего счастливого беззаботного детства, воплощение моего многострадального народа, бабушка от которой всегда тепло.
- К Иванке загляни, она плохого не посоветует, шепни ей все, – напутствовала старуха.
- Как получится, – не смогла я ей обещать.
