- Пани, с вами все в порядке, – кинул через плечо Олесь.
- Да, все хорошо, – как можно бодрей отозвалась я, собирая остатки сил.
Еще шаг, еще, еще. Ой! Торчащая из воды коряга словно сама схватила меня за подол, я неумело дернула, шагнула в сторону, и жидкая жижа обхватила ногу. Пытаясь вырваться, я завалилась на колено и, к ужасу, стала быстро погружаться. Надо звать на помощь. Ой, мамочки! Мамочки? Мама, папа, Женька… море, яркое, сияющее, слепящее, и Ярек, загорелый, с голым торсом, такой красивый, что-то мне говорит… не слышу, что он там говорит?
- Пани, да что же вы молчите, твою ж мать?! – Богдан и еще одни из воинов тянут меня за руки, лица подернуты страхом.
Я судорожно оглядываюсь: мертвое болото, режущая ухо тишина и мои притихшие мужички... и никакого моря.
Ноги опять стоят на относительно твердом дне. Выкручиваю грязный подол.
- Я его видела сейчас, – шепчут непослушные губы.
- Кого, моя пани? – ласково улыбается Олесь, а у самого руки дрожат.
- Пана Яромира видела, он мне говорил что-то.
- Да найдем мы твоего Яромира, дочка, найдем. Ты уж не обидься, я тебе в отцы гожусь, но дальше я тебя понесу, – и подняв меня мокрую и грязную на руки, Олесь гаркнул, – ходу.
Путь продолжился.
Среди березок у костра я грелась, укутавшись в ладскую душегрею и завернувшись в крульскую шаль. Хорошо, что у меня была одежда на замену. Выстиранные рубаха и понева здесь же сохли на протянутых к огню ветках. Я впервые в жизни постирала себе одежду! И ничего, вроде, все оттерлось.
- Выпей, – бесцеремонно всунул мне в руку берестяную кружку проводник, – а то болото дух потянет.
Отвар был горьким и с резким запахом, но по волшебству взбодрил и прибавил сил. Отказавшись от помощи Олеся, я легко перешла вторую водную поляну. Вечер мы встретили уже на твердой земле.
На ночь мне соорудили шалаш. Но в сон, как раньше, я не провалилась, отчего-то не спалось. Ухо ловило ночные звуки: закричала неведомая птица, от порыва налетевшего ветра зашуршали ветки, треснуло полено в костре. Хорошо, что здесь нет болотников. Опять полезли мрачные мысли, которые так легко было отогнать при свете яркого дня, а теперь они легко загоняли сознание в угол: а как встретит меня Яромир? А если он мне не обрадуется, обругает, что я сама к нему явилась, да что там явилась, приперлась, нагло и напролом? Если решит, что я навязываюсь, стараюсь силой удержать при себе? Надо ему сразу объявить, что он свободен и мне ничем не обязан. Пусть идет к своей Монике, и про то, что она порченная самозванцем, я ему говорить не стану. Если он и узнает это, то не от меня. И опять перед глазами встала нежная встреча мужа и другой, как она обнимает его за шею, как встречаются их губы. И как я могла это разглядеть с такого расстояния? Воображение ревности.
И тут из темноты ко мне вынырнуло незнакомое девичье лицо, нет, это не Моника, другая девица, какая-то бесцветная, похожая на моль. Кто это? Лиля, это Лиля. «Он мой, слышишь?! – шипит она. – Он мой! Хоть в другой мир за ним ныряй, все равно моим останется! Ничего ты сделать не сможешь. Он слово дал, а слово надо держать. Рыцарь всегда держит слово». А вот эту Лилю я совсем не боюсь, она не Моника. Моль давят, хлоп и все, нет ее. «Ну, это другие рыцари слово держат, а у меня не идеальный рыцарь, и я не идеальная... и я очень хочу к нему». И моль исчезла.
Странное это болото, словно вдоль кромки чего-то другого, неведомого, идешь.
На девятый день пути, когда запасы еды стремительно подтаяли, на нас вышел неизвестный дозор. Проводник почуял их раньше, указав Олесю в плотную чащу. Мои воины быстро натянули кирасы, и ощетинились арбалетами.
- Эй, мы из Северной Ладии на помощь к княгине Романовой идем, – предупреждающе крикнул Олесь зычным голосом.
- Много вас здесь, помощников, бродит, – отозвались из чащи, – проваливайте.
- Что значит «проваливайте»? Мы не для того в такую даль лезли, чтобы проваливать, к княгине ведите! – гаркнул Олесь.
- Кто такие?
Пока шла перепалка, я быстро достала из брошенной Олесем на землю походной сумы свою белоснежную шубку, чтобы прикрыть простое платье и больше походить на знатную пани.
- Люди княгини Янины Ковальской мы, и княгиня с нами, – уловил краем глаза мое преображение пан Богдан.
- Я мужа своего ищу, Яромира Ковальского, – крикнула я срывающимся голосом.
- Здесь ждите, – ответили из чащи.
Ждать пришлось долго, солнышко уже нырнуло за кроны деревьев, когда к нам вышел еще молодой лицом, но с сильной проседью в соломенных волосах воин в длинной кольчуге до колен.
- Государыня Анастасия Михайловна сестру свою видеть желает.
«Сестра» – это я? Вот и славно. Мы двинули за незнакомцем.
- Что, дед, все по болоту таскаешься? – как старому знакомому, подмигнул чужой воин проводнику.
- Платят, чего ж не потаскаться.
- Гляди, ежели врагов привел, Груздь с тебя шкуру спустит.
- Гляжу, пока глаза видят, – отмахнулся дед.
Лес внезапно расступился, словно кто-то отдернул плотную еловую ширму. Голубая лента небольшой реки петляла по равнине заливного луга и огибала крутой утес, на котором стоял рубленный город. Свежеструганные бревна розовели в лучах закатного солнца. Успели срубить. Ждут «гостей».
Тропа, перебираясь через горбатый мост, заворачивала за утес, скорее всего, вход в крепость располагался с пологого северного склона.
Сердце учащенно затарабанило в грудную клетку. Сейчас бы зеркало, взглянуть на свое отражение. Лицо загорелое как у крестьянки, ногти грязные, тело немытое. Я похожа на пугало, а ее он помнит чистенькой с очаровательными кудряшками. Быстро приглаживаю косы, отряхиваю шубку, мех в мешке сильно помялся. Сейчас бы серьги с жемчугом, да я их воеводыне отдала. Как я волнуюсь! И как надеюсь…
Глава XXVI. Давыдов град
Мы обошли город с востока и оказались напротив мощных ворот с надвратной церковью. Оголенные по пояс мужики углубляли перед стеной ров и врывали в отвал заостренные колья-засеки. Увидев незнакомый отряд, они стали перешептываться, сверля чужаков любопытным взглядом, и особенно странную молодуху, в белоснежной шубе расхаживающую по болотам. Я старалась держаться со спокойным достоинством, горделиво вскинув подбородок, но внутри волнение захлестывало.
К северу от городца тянулись распаханные поля, уже убранные к зиме. Да, готовились основательно: и к войне, и к выживанию. Седовласый перекинулся парой слов с караульными и повел нас в город.
- Вот он, наш Давыдов град, – с гордостью показал он Олесю.
А гордиться было чем, за полгода в дремучих лесах выросли крепостные стены, храмы, ряды улиц, с крепкими дворами за частоколами, каждый из которых, сам мог превратиться в самостоятельную крепость и держать оборону. На огромной площади велась бойкая торговля: угрюмые северяне охотники меняли пушнину и дичь на железные ножи и топоры, мальчишки торговали ягодами и грибами, бабы прикидывали на плечи яркие лисьи шкурки. Обычный город, каких много на нашей ладской стороне. И мои Калинки так же шумят торгом.
