- Нет, – сразу отозвалась я.
- Да кто тебя спрашивать будет, – отмахнулся он от меня как от мошки. – Завтра и повенчаемся, я с попом уговорюсь.
И опять смех.
- Эк, тебя без бабы допекло, – хихикнул кто-то в толпе.
- Ты, Груздь, то праведником себя несешь, в монастырь собираешься, – обиженно кинула медведю княгиня, – то на первой встречной собрался жениться.
- Не получается праведником, – вдруг совсем серьезно без тени улыбки произнес Груздь, – скоро за сыновей твоих реками кровь придется лить, за то в рай не берут. Вот и хочу князем умереть. Она же княгиня?
Так вот в чем дело. Это все не шутки. Княжеский титул ему нужен! Я испуганно отодвинулась. Да как же у меня получатся все время куда-нибудь влипать?
- Она княгиня, но неволить вдову мне не пристало, – холодно произнесла Анастасия.
- Да кто ж неволит, она и сама за меня пойдет, я уговаривать умею, – опять весело пробасил Груздь, и ответом ему был общий хохот.
- Ладно, коли уговоришь, то добро дам, – кольнула меня ревнивым взглядом Анастасия.
Теперь мы с ней точно враги, а мне так нужно узнать, где они держат Ярека, и за что вообще его туда сунули. Ведь он им помогал, домой не возвращался, отцу глаза не закрыл, а они, неблагодарные!
- Ну, что ж, мужи почтенные, не держу я вас. Ступайте. Отдыхайте, спать уж пора, – указала княгиня на дверь.
И бояре спешно стали откланиваться. Как она, баба, всех в руках держит, только подивиться? Такой государыне властный муж и не нужен, привыкла уж одна всем ворочать.
Последним, еще раз мне подмигнув, вышел медведь.
- Вам нужно срочно уходить отсюда, – надменно произнесла Анастасия, когда мы остались одни, – Груздь не шутит, если хотите остаться вдовой, бегите.
Избавиться от меня хочет, а я без Ярека не уйду.
- Прикажите ему от меня отстать, – смело посмотрела я ей в глаза.
- Я не собираюсь перед штурмом ссориться со своим лучшим воеводой. Уходите.
Вон как, не такая уж она здесь и всесильная.
- Я уйду, – пообещала я, – но мои люди устали и голодны. Нам нужен отдых.
«А еще мне нужно время на поиск».
- Я тебя предупредила, – устало произнесла она. – Ступай.
Вот так, как холопке на дверь указала. «Ступай». Сидит здесь в махоньком городце, а спеси, как у императрицы альтской. Да мои Калинки побольше этого Давыдова града будут. Я сжала кулаки. Не было бы Ярека, я бы на зло выскочила замуж за этого медведя, только бы увидеть, как эта гордячка беситься станет.
Когда я вышла из княжеского терема, ночь съедала остатки дня. Сумрак уже заволакивал опустевший торг и деревянную церквушку. У входа меня ждали две старушки в беленьких платочках.
- Пойдем, хозяюшка, на ночлег, – скрипуче пропела одна из них.
- Мне надо пристроить своих людей, – завертела я головой.
- Не тревожься, уж почивают, – поклонилась вторая старуха.
И они повели меня через спящую площадь, в узкий проулок. В одном из заборов распахнулась калитка, и я оказалась на широком дворе, в глубине которого виднелись две избы: одна побольше, другая поменьше. На крыльце меньшей избенки сидел один из моих воинов и чистил саблю. Я с облегчением выдохнула.
- Может баньку истопить? – спросила одна из служанок.
- Не надо, сил нет. Просто воды подогреть, обмыться.
Меня проводили в хозяйскую избу, в маленькой горнице рядом с большой печью сноровистые старухи поставили кадку с теплой водой, разложили на лежанке, застеленной стеганным одеялом, рушники и чистую рубаху. На столе дымилась каша и золотились пирожки.
- Помочь, хозяюшка, раздеться?
- А может помыться помочь? – опять пропели старушки.
Местные все говорили вроде бы по-нашему, но забавно певуче тянули слова.
- Нет, я сама.
Хотелось быстрее остаться одной, и все обдумать. Я раздевалась, мылась, облачалась в чистое, ела и не чувствовала: ни приятного тепла воды, ни вкуса угощений, ни мягкости чистой рубахи, а душу грызло разочарование. Идти так далеко, одной среди мужиков, тонуть в болоте, трястись от сырости, истереть в кровь ноги и… ничего не добиться, опять упереться в стену лбом.
Дверь скрипнула, бабульки, наверное, пришли забрать кадку с водой, я медленно подняла голову в сторону двери и вскрикнула, вскакивая с лежанки. Дверной проем загораживала большая фигура. Передо мной стоял Груздь.
Я в страхе отлетела в угол, глаза зашарили в поиске чего-нибудь тяжелого, чтобы отбиваться.
- Да как вы смеете?! Вы что здесь делаете?! – крикнула я ему, стараясь казаться смелой.
- Живу я здесь, – усмехнулся он. – И ты теперь со мной здесь будешь жить, женушка.
Глава XXVII. Ой!
- Да как тебе не совестно?! – щеки запылали от страха и гнева. – Ведь мой муж жив, и ты это знаешь! Вы все это знаете! Где мой муж?! Что вы с ним сделали?!
Я резко схватила со стола крынку, расплескивая квас, и угрожающе замахнулась на медведя.
- Да что этому дурню сделается, – равнодушно бросил Груздь, скрещивая руки на груди.
- Дурню?! – я швырнула в нахала крынкой, но он довольно ловко увернулся. – Да мой Ярек самый смелый, самый благородный, самый… лучший.
- Гляди, вороненок, не захвали, а то зазнаюсь, – и голос совсем знакомый, родной.
- Ой!
Я растерянно посмотрела на медведя. Свет в горнице был приглушенным: две лучины и отблески поленьев из печи; и от этого глаза мужчины напротив казались черными угольками, но это его глаза, глаза моего Ярека. Передо мной уже не юноша, а взрослый мужчина, крепкий как дуб и сильный, но это мой Яромир: его прямой нос, очерченные скулы, тот же изгиб хоть и выцветших на солнышке бровей. И тот же дурной, отчаянный нрав.
- Яречек, – шепчу, касаясь непослушными пальцами его щек, провожу по кончику носа, по жесткому волосу бороды, – Яречек, – слезы срываются с уголков глаз.
- Ну, чего же ты плачешь, вороненочек? – нежно обволакивает он меня большими руками.
- Я не узнала тебя, как я могла тебя не узнать? Я так тебя искала и не смогла узнать!
Он вытер ладонью мои слезы.
- Я сам себя не узнаю. Не нравится пани Янине такой муженек? – напряженно смотрит мне в глаза.
- Больше жизни нравится, – кидаюсь ему на шею, вдыхаю такой знакомый запах, таю в его объятья, и целую, целую, целую…
Нет, это он целует меня, играет мочкой уха, щекочет шею, раскрывает губы. Из груди вырывается невольный стон. Как я истосковалась, как откликаюсь на каждую смелую ласку. Мы падаем на лежанку, и одеяло принимает наши разгоряченные тела. А перед глазами волнами идут яркие вспышки. Кажется, я тоже стала взрослой женщиной. Мы оба изменились…
