Аленка хорошо знала пацанов. Предводителем стаи был Витька Копытин, парень ее подружки Светки. Смешной, лопоухий и крупноносый, он с давних пор был любимым объектом для Светкиных шуточек. Шрек, Чебурашка, покемон — самые безобидные из ее прозвищ.
— Вить, а ты все время в шлеме, чтобы уши не было видно, да? — хихикнула она как-то.
— Садись, прокачу, узнаешь, — снисходительно улыбнулся Витек.
Светка уселась за ним на мотоцикл. Уж куда ее Витька катал, Аленка не знала, но только после этого гулять по вечерам стало не с кем: у Светки с Витьком начался бурный роман, а Аленке оставалось вместе с бабулей грызть семечки на лавочке… и вздыхать по Антону.
«А вот и не буду вздыхать, больно надо». Сложно заставить парня, который в детстве катал пухлощекую девчушку на раме велосипеда и чинил ей кукол, разглядеть в повзрослевшей соседке женщину. Наверное, это вообще невозможно. Особенно, если этот парень уже успел вляпаться в брак (как неосторожно выразилась бабушка), развестись, побегать за заезжей фифой с ребенком, хахаль которой (это уже не бабушка, а соседка бабка Стешка выболтала) ни много ни мало оказался местным олигархом и хозяином всех сельхозпредприятий в округе[1]. Куда уж Антоше до воротилы бизнеса.
Короче, жизнь у Антона бурная, теперь еще должность следователя получил, нос дерет и страдающую соседку в упор не замечает. И оттого Аленка гонит велосипед прочь от несчастной любви.
Но видно день такой, что неприятности следуют одна за другой. Впереди показалась лошадка, везущая телегу с сеном. Подумаешь преграда, отойди в сторонку и подожди, пока протарахтит. Но дело было не в телеге, а в колоритных персонажах, сидящих на облучке и мирно беседующих «о природах и погодах». Два забавных старичка умели попить Аленкиной кровушки. И надо же было в такой момент отчаянья встретить именно их! Хозяина телеги Бориса Яковлевича еще можно было пережить, бывший завклуба и страстный коллекционер всего — от старинных утюгов до фарфоровых козочек — просто любил пообщаться с молодой художницей на высокоинтеллектуальные темы, часами рассказывая о полотнах великих художников и экспонатах районного краеведческого музея. Здесь Аленке требовалось только терпение и согласно кивать головой, совсем другое дело — дед Митрошка. Этот лез с подколами и все время старался пристроить бесхозную невесту. Особенно часто дед приписывал жениховство внуку Бориса Яковлевича Стасу, угрюмому и нелюдимому подростку лет семнадцати. Этот заумник и классический ботан, как огня боялся девиц и бегал от Аленки большими кругами, что вызывало у деда Митрошки приступы безудержного веселья и удвоенного зубоскальства. Сейчас дед ехал после рыбалки, довольный неожиданным «такси» и собеседником. Его удочка торчала из сена, отдыхая от утренних трудов.
— Откуда такие беспардонные берутся, в городе их что ли этому учат? Зашвырнул каменюку, всю рыбу мне пораспугал, — сетовал на кого-то дед Митрошка, но не злобно, с улыбочкой.
— Да, нынешняя молодежь совсем бездуховная пошла, — соглашался дед Борис. — О, Аленушка, а ты куда это по жаре? — заметил он велосипедистку.
— Здравствуйте, — вежливо поприветствовала Алена, стараясь быстрее провести велосипед по краю.
— Так Стасик же твой тоже на рыбалку пошел, догоняет, — тут же выдал дед Митрошка. — Лови его, Аленка, лови, а то уведут жениха.
«Дался мне ваш дикий, пусть уводят».
— Да, хороша была бы невестка, — поддакнул дед Борис, — да она по милиционеру нашему сохнет, по Антохе рыжему.
Аленка почувствовала, как кровь приливает к щекам. Она-то думала, что об ее чувствах никто не знает, ну разве что бабушка догадывается, а тут оказывается — вся округа в курсе. Интересно, а сам Антон тоже? Какой кошмар, день окончательно загублен.
— Да не милиционеры, полицейские теперь, — уточнил дед Митрофан.
Телега успела проехать, но дед все же обернулся и крикнул Алене:
— Рыжий тоже ничего, одобряю.
Но Алена уже крутила педали.
Доехав до рыбацких мостков, она поставила этюдник, подточила карандаш, привычными движениями разложила краски и палитру. Писать решила акварелью, чистой и полупрозрачной, омочила кисть водой и… не смогла начать. И ракурс реки с мостков художнице не понравился, и освещение, и Антон все время в голову лез, отбивая вдохновение. А тут еще Стасик нарисовался. Зажав под мышкой удочку и размахивая большим ведром, он прошел за спиной у Аленки, не поздоровавшись. Может не заметил? Хотя, когда он с ней здоровался? «Даже этому чучелу я не нравлюсь», — вздохнула Алена.
Чучелом Стас, конечно, не был, его можно было даже назвать симпатичны: темно-русые волосы, густые немного срастающиеся у переносицы брови, прямой аристократичный нос. Но вечно бегающий, не смотрящий в глаза взгляд, сутулость и втянутая в плечи шея портили впечатление.
Внезапно Стасик развернулся, прошел мимо Аленки как мимо пустого места и уселся прямо на край мостков, забросив в воду удочку. «Ничего себе, номер!»
— Эй, рыбачек, если что, я сюда первой пришла, — возмущенно кинула ему Алена.
Ноль эмоций, даже не повернулся. «Да, что ж за день такой!? Подойти что ли и дать этому грубияну этюдником по башке? Представляю, как Антон будет меня арестовывать за тяжкие телесные. Ну, можно просто слегка толкнуть Стасика в спину, чтобы искупнулся. Нет, он явно сильнее, мало ли, что у него в голове, прибьет еще этот неадекват. И на помощь позвать некого».
Вздохнув, Алена собрала вещи, снова перекинула этюдник через плечо и поколесила дальше на поиски удачной натуры и уединения.
[1] Отсылка к роману «Побег Надежды Кораблевой».
Глава II. Кладоискатель
Раз речные пейзажи не вдохновили, значит стоит забраться немного повыше. Алена, спрыгнув с велосипеда, повела его в гору на меловой холм. Где-то там, как помнилось еще с детства, лежал большой гранитный валун, можно на него сесть и написать виды Алексеевки, или чуть пройти и сделать наброски старинного парка. Как заядлый краевед Борис Яковлевич не раз рассказывал, что до революции там располагалась барская усадьба Карлинка, как ее прозывали местные. Вдохновленная рассказом Аленка уговорила своего деда сходить к таинственной усадьбе, каково же было ее разочарование, когда вместо рисовавшегося в ее воображении особняка, беседок и тенистых аллей, взору предстали густые дикие заросли и чахлый пруд; ни намека на дом или какие-то другие постройки, не было даже развалин.
— И это усадьба? — разочарованию ребенка не было предела.
— Так больше ста лет прошло, что же ты хочешь? — развел руками дедушка.
И только повзрослев, Алена по достоинству оценила заброшенный парк: изящные липы, серебристые тополя и неподвластные времени еще очень юные дубы. Деревья включали воображение, и оно показывало девушке: то уютную веранду с раскрасневшейся барынькой у самовара, то пару лебедей в пруду, от которого теперь осталась затянутая тиной лужица, то красавца офицера, гарцующий на вороном коне по парковой аллее. Тот, канувший в прошлое мир, казался идеальным раем. Хотя, конечно, умом Алена понимала, что это было далеко не так.
