Рис. 9
На заглавной иллюстрации трактата конца XVIII в. «Святейшая тринософия», автором которого считался граф Сен-Жермен, библейская цитата на настоящем иврите о Руах Элохим соседствует с другими экзотизирующими элементами: соколом Гора, полуразутым масоном, проходящим инициацию у алтаря, и именем Господа на арабском. На других изображениях трактата (10) мы снова встречаем надписи на искаженном иврите. По сюжету главный герой вспоминает о том, как проходила его масонская инициация. Он зашел в гигантскую залу и увидел странную картину, которую затем подробно описывает. На ней полуобнаженная женщина, воплощающая богиню Исиду, посвящает жезлом голого неофита. Разложенные на столе предметы символизируют стихии и отсылают к мастям таро, Луна и Солнце на ножке отмечают сульфур и меркурий, а цветные прямоугольники намекают на алхимические стадии. Сцена инициации увенчивается еврейским словом «Левиафан» и загадочной, но бессмысленной шифровкой. На следующем рисунке птица, встречаемая героем в его невероятных приключениях, очевидно раскрашена в цвета алхимических стадий. Она парит над горящим алтарем, обозначающим атанор с веточкой акации в клюве, символом вечной жизни, которую получит истинный адепт. Венчает таинственный сюжет надпись на иврите: «маг, целитель, священник». Эта надпись, как и прошлая, не имеет почти никакой связи с происходящим, и, по всей видимости, была скопирована не знающим иврита автором с какого-либо заголовка. Уровень владения еврейской грамотой среди алхимиков того времени можно представить уже по тому, что в попытках перевести эти загадочные надписи, в т. ч. не несущие смысла псевдошифры на несуществующих языках, златоделы придумывали невероятные истории, связанные с сюжетом «Тринософии».
Рис. 10
Еврейская мудрость распространилась по всей Европе, породив новый всплеск интереса к религиозной мистике и тайным наукам. Переводами каббалистических текстов, а в т. ч. связанных с алхимическим знанием, вдохновлялись такие ученые, как Ньютон, Лейбниц и Шеллинг, а также множество образованных аристократов, интересующихся златоделием. Так каббала все глубже проникала в алхимию. Но решающую роль в распространении сведений о священном искусстве сыграла не еврейская, но христианская и подлинно народная мистика. В XVII в., одновременно с каббалой, на мистическую арену вышел визионер и философ-самоучка.
Якоб Бёме: сапожник-парацельсианец
Популяризации алхимии в среде мистически настроенных верующих поспособствовала мысль саксонского сапожника Якоба Бёме (1575–1624). После ряда видений он начал заниматься самообразованием и многое почерпнул из трудов алхимика Парацельса. Так как Бёме жил в Гёрлице, городе, в котором активно исследовались все науки, в т. ч. астрология и алхимия, ему не составило труда приспособить алхимическую натурфилософию и терминологию под собственную своеобразную теологию. Мыслитель также часто упоминал священное искусство в качестве примера. Для него алхимия была интересна как метод познания природы, которую создал Господь, и, соответственно, самого божьего замысла. Это мнение Бёме открыто высказывает в своем главном труде «Аврора, или Утренняя заря в восхождении» (1612):
Ты не должен считать меня потому алхимиком, ибо я пишу единственно в познании духа, а не по опыту хотя я и мог бы дать здесь несколько больше указаний, <…> намерение мое направлено единственно на то, чтобы описать всецелое божество
Перевод Алексея Петровского
Бёме сравнивал душу человека с алхимической печью, внутри которой сражаются принципы добра и зла. Приводя описание трех принципов божественной сущности — а она для Бёме является скорее духом природы и мира — богослов опирался на триаду алхимических элементов Парацельса, которые он распространяет на все живое. Он также заимствовал идею Парацельса о том, что внутреннюю природу вещей можно постигать по их внешним свойствам. Подобно тому, как Парацельс лечил болезни глаз растением очанкой, лепестки которого напоминали своей формой человеческие глаза, тевтонский теософ предлагал постигать Откровение через человека, подобие Бога.
Сочинения Бёме, поначалу тайно распространяемые среди его поклонников в виде рукописей, вскоре печатаются и иллюстрируются. На многих образах, призванных визуализировать его сложные описания божественных миров, появляются алхимические символы. В самой впечатляющей серии иллюстраций к Бёме, созданной его толкователем Дионисием Андреасом Фреером (1649–1728), находится несколько изображений, каждое из которых многократно раскладывается, подобно рисункам в современных книгах-раскладушках. На них нарисована трансформация человека, ведущая его от первоначального «райского» состояния к грехопадению. Затем, чрез молитву к Богу и обретение его в своем сердце, смертный и греховный человек становится совершенным небесным существом, находящимся в гармонии с космосом.
Рис. 11
На первой иллюстрации нарисован «райский» человек (11). Вначале мы видим гелиоцентрическую вселенную, состоящую из семи небес, зодиакального пояса и Земли, вращающейся вокруг Солнца. Открывая изображение, мы как бы приближаемся к нашей планете и видим ее траекторию рядом с траекторией Сатурна. Следующие приближения являют расположение Луны, Юпитера, Марса, Меркурия, Венеры и, наконец, Солнца. Когда все семь небес последовательно раскрываются, Солнце остается в теле изначального человека, обозначая его совершенство и единение со Вселенной. Вокруг человека изображен райский сад, населенный всевозможными животными. Затем человека показывают со спины, так демонстрируются его чувство, рассудок и астральная душа. Последние раскладные иллюстрации изображают пять основных божественных проявлений, описанных в книге Бёме «О тройственной жизни человека» и напрямую связанных с алхимией. Самое близкое к человеку проявление — это Огонь, разрушающая сила природы. Далее следуют Тинктура — принцип созидания, и Величие — обозначение Бога вне природы, недоступного познанию человека. Еще дальше от человека находится Тройственность — непостижимая троичность Божества, и на самом большом отдалении — сам неизобразимый Бог, обозначенный тетраграмматоном. Как мы видим, для Бёме земные, «природные» проявления Божества напрямую связаны с алхимическим символизмом — оно проявляет себя в созидании и разрушении при помощи Тинктуры и Огня, подобно алхимику, расплавляющему огнем печи смесь неблагородных металлов, дабы потом обратить их в золото красной тинктурой, т. е. философским камнем.