Веря теории алхимии и продолжая ее в современности, златоделы-традиционалисты наравне с другими приумножали знание о королевском искусстве. Неудивительно, что в эпоху, когда трансмутацию практиковало так много разных людей, алхимия вскоре стала известной и даже популярной среди интеллигенции. Но произошло это не из-за неоалхимиков и даже не из-за их многочисленных публикаций, раскрывавших секреты златоделия. Увлечение древней наукой, казалось бы, в 1920-е ставшее привилегией оккультного подполья, проявило себя в неожиданных кругах.
Психоанализ: трансформация души
Параллельно с учеными, заинтересованными новейшими открытиями оккультистами, традиционными златоделами и авантюристами, ищущими легкие способы добыть золото, в XX в. существовало другое, не менее мощное интеллектуальное движение, использовавшее алхимию в своих целях. Вот только алхимию оно определяло как духовную практику и не интересовалось превращением металлов, столь важным для атомных златоделов. Этим движением была психотерапия, начало которой положило распространение по Европе оккультной науки, месмеризма.
Наблюдая за опытами Месмера, многие ученые предпринимают попытку разработать научные теории гипноза и словесного внушения. Эти способы сперва используются для лечения больных в психиатрических клиниках вместе с такими спорными техниками как металлотерапия, пока французский психиатр Жан Мартен Шарко (1825–1893) не пытается применить гипноз для лечения истерии и неврозов, тогда не считавшихся психическими заболеваниями — их он объявляет вредными перманентными гипнотическими состояниями. Шарко называет самовнушением и истовую веру, которая в прошлом часто приводила к внезапным исцелениям — при помощи святых или их мощей, икон или молитв. В 1885 г. Шарко впервые встречается с молодым Зигмундом Фрейдом (1856–1939), который сразу же стал его учеником. Вскоре Фрейд разрабатывает свой собственный метод психотерапии — психоанализ, который постепенно становится не только методом лечения, но и определенным мировоззрением, инструментом философского и культурологического анализа. Психоанализ предполагал, что большая часть человеческого опыта кроется в бессознательном, поэтому непроработанные проблемы и неосознанные влечения могут привести к возникновению невроза. Соответственно, нарушения психики можно было излечить при участии психоаналитика, который помогал пациенту осознавать некоторые аспекты бессознательного, например, через интерпретацию сновидений или восстановление подавленных воспоминаний о травматическом событии.
Фрейд, последовательно отвергавший своих учеников, которые решали применить психоанализ к изучению алхимии и мистики, имел обширные оккультные интересы. Он размышлял о природе телепатии и вещих снов, увлекался нумерологией, являлся членом Общества психических исследований, вместе со своим учеником Шандором Ференци (1873–1933) посещал берлинского медиума, фрау Зайдлер, читавшую с закрытыми глазами. Ференци считал, что он и сам способен читать мысли других людей, и Фрейд реагировал на его необычную теорию с интересом, а также принимал участие в его собственных экспериментах по телепатии, порой и в роли медиума. Психоаналитик однажды обследовал другого своего ученика, швейцарского психиатра Карла Густава Юнга (1875–1961), когда тот объявил, что может вызывать произвольный стук предметов. В реальности телепатии Фрейд не сомневался до конца жизни, постепенно стал говорить об этом на публике, а не только в частной переписке, и в конечном итоге написал статью про психоанализ и проблему чтения мыслей. Отец психоанализа объяснял телепатию некими волнами, которые могли передавать и улавливать подготовленные люди, особенно во сне. Иногда он даже объяснял некоторые проблемы пациентов через феномен чтения мыслей. Для Фрейда это был очень важный аспект исследований, которым он уделил немало времени: ведь если люди передавали друг другу информацию через ранее неизведанные каналы, это могло коренным образом сказаться и на техниках психоанализа.
Занявшись анализом сновидений, имевших символическое значение и являвшихся важным инструментом понимания бессознательного, Фрейд привлек к себе внимание других исследователей, искавших новые формы симбиоза науки и непознанного. Одним из них стал немецкий психоаналитик Херберт Зильберер (1882–1923). Он считал, что психоанализ применим к интерпретации культуры и пытался изучать человеческую психику в исторической перспективе, используя, в том числе, древние алхимические трактаты и даже мифы. Зильберер издал книгу «Проблемы мистики и её символики», где среди прочего пытался проанализировать алхимические тексты с помощью техник Фрейда. Ученый заключил, что алхимия может быть ценным источником сведений о психике человека прошлого, поскольку структура трактатов по златоделию мало чем отличается от описания снов.
Эту линию позднее продолжил живо интересовавшийся оккультизмом и алхимией Карл Густав Юнг. С самого детства его окружали потусторонние силы. Дедушка Юнга видел призраков, жена деда утверждала, что может общаться с духами, а мама сообщала, что способна говорить с мертвыми. Кузина швейцарца была спиритическим медиумом — и мальчик посещал ее сеансы. На них она говорила голосами будто бы вселявшихся в нее людей, что, возможно, повлияло на его собственную психологическую теорию про общение пациента со своими субличностями. Юнг познакомился с Фрейдом в 1906 г. — тогда же вышел первый в истории кинофильм, связывавший тему сновидений и алхимии — «Таинственная реторта», который, вероятно, способствовал тому, что Фрейд увидел родство этих двух тем. Под впечатлением от теорий Фрейда и Зильберера Юнг предложил рассматривать алхимические тексты не как инструкции по производству металлов, но как свидетельства о бессознательном людей далекого прошлого, которые неосознанно выплескивали все свои переживания на бумагу под видом химических аллегорий. Швейцарец основывался на собственном варианте психоанализа, в основе которого была теория об архетипах — устойчивых проявлениях коллективного бессознательного, выражающих себя как во снах, так и в произведениях мировой культуры. Юнг видел смысл древней алхимии в духовном опыте, который она давала. По его мнению, за образами трансмутации скрывались психические переживания, которые алхимики неосознанно фиксировали при помощи символического языка. На самом деле златоделы испытывали трансформацию личности, называемую индивидуацией. Постепенно из этой протопсихологии кристаллизовались архетипы, которые перекочевали и в сегодняшний мир. Психоаналитик находил алхимические символы буквально везде, например, в снах современных людей, не имевших ни малейшего понятия о златоделии, и проводил соответствия между стадиями великого делания и этапами преобразования психики человека; философским же камнем в его теории стало внутреннее развитие.
Теории Юнга, благодаря их популярности, вызвали среди читающей публики интерес к теме алхимии. Он по крупицам собирал доступные сведения о древнем искусстве, а то, что не мог найти у историков химии или науки, дополнял самостоятельно. Именно благодаря Юнгу появились комментированные переводы «Видений» Зосимы Панополитанского и «Восходящей зари», в поисках которой он изъездил множество библиотек. Свидетельством его глубокого интереса к этой теме может служить и построенное им «алхимическое поместье», башня в швейцарском Боллингене, украшенная таинственными символами. Впоследствии работы Юнга и его последователей об алхимии породили целую культуру оккультно окрашенного психоанализа. Внутри рамок этого «алхимического юнгианства» любая символика из златодельческих трактатов рассматривается через призму установок психоанализа, и наоборот, изначально никак не связанным с древней наукой текстам или изображениям часто навязываются алхимические коннотации.
