Среди многочисленных «кладов», найденных Шлиманом в Трое, вторым по значимости считается клад L. В него, помимо множества мелочей, входили несколько совершенно уникальных вещей. Прежде всего это четыре каменных топора-молота — элегантных, тщательно отшлифованных, покрытых красивой резьбой. Они сделаны из полудрагоценных поделочных камней: два — из нефритоида, один — из жадеитита и один — из лазурита. Этот последний и навел археологов на мысль, что троянцы получали товары из Афганистана. На двух топорах сохранились едва заметные следы позолоты.
Кроме того, в состав этого клада входило множество изделий из горного хрусталя. Это шесть набалдашников, которые когда-то, возможно, украшали парадную мебель, рукояти мечей или жезлов, и более сорока «линз». Назначение этих небольших плоско-выпуклых прозрачных пластин до сих пор остается загадкой. Большинство их круглые, но есть и овальные, а одна даже с заостренными концами. Диаметр линз в основном составляет около 2,5 сантиметра, но есть и более крупные. Не исключено, что они попросту украшали, например, бронзовый пояс. Существует предположение, что они могли служить фишками в какой-то неведомой игре. Но две из них, самые крупные, настолько прозрачны и так хорошо увеличивают мелкие предметы, что их вполне могли использовать в качестве увеличительных стекол — например, в ювелирной работе. К этому же кладу относятся янтарные бусины.
Относительно подлинности кладов Шлимана и относительно их датировки среди ученых существовали серьезные разногласия, разрешить которые было нелегко прежде всего потому, что значительная часть сокровищ считалась утерянной в дни Второй мировой войны. Ученые обсуждали находки Шлимана, знакомясь со многими из них лишь по фотографиям. Высказывались мнения, что Шлиман был мистификатором и что некоторые из предметов были изготовлены по его заказу или куплены у антикваров. В лучшем случае утверждали, что Шлиман сам комплектовал «клады» из своих же троянских находок, чтобы представить их наиболее эффектным образом.
Надо сказать, что для таких разговоров определенные основания имелись. Шлимана действительно ловили на подтасовке фактов. Так, в своей книге «Илион» он трогательно описывает ту помощь, которую его жена Софья оказала ему в рискованном деле извлечения «клада Приама» из-под земли.
«Это требовало огромных усилий и было сопряжено с большим риском, поскольку крепостная стена, под которой мне пришлось копать, каждый момент грозила рухнуть на меня. Однако вид стольких предметов, каждый из которых имел безмерную ценность для археологии, сделал меня бесстрашным, я и не думал ни о какой опасности. Но я не смог бы достать сокровище без помощи моей дорогой жены, которая стояла рядом со мной, готовая сложить вещи, которые я вырубал, в свою шаль и унести их».
Однако недоброжелатели доказали, что в день, который в дневниках Шлимана значится днем находки клада, Софьи вообще не было не только на Гиссарлыке, но и в Турции, и в конце концов Шлиман сам сознался в этой лжи. Желание Шлимана, чтобы жена разделила с ним его лавры, можно понять, но доверие к его писаниям упало. Еще сильнее подорвало его репутацию то, что он, несмотря на договоренность с турецким правительством, тайно вывез сокровища за пределы страны. Правда, после того, как турецкий суд постановил взыскать с него сумму ущерба, Шлиман добровольно заплатил в пять раз больше и тем восстановил свою репутацию в глазах властей. Но научное сообщество не могло относиться к нему с доверием.
Не говоря уже о том, что Шлиман в своей работе пренебрегал элементарными правилами ведения раскопок, которые в те годы были еще очень и очень необременительными.
Тем не менее, несмотря на эти и многие другие прегрешения против науки и закона, исследования, проведенные в конце XX века, доказали, что Шлиман, во всяком случае, не был фальсификатором. Восстановлению его доброго имени способствовало то, что через полвека после пропажи значительной части его коллекций из занятой советскими войсками Германии более 670 исчезнувших предметов обнаружились в России (среди них — «украшения Елены», топоры, изделия из горного хрусталя и многое другое)
[32]. Старые и новые коллекции были внимательнейшим образом исследованы. Сегодня подлинность практически всех «кладов» Шлимана уже не вызывает сомнений у научного сообщества. Небрежность при фиксировании материала он, безусловно, допускал, кое в чем он ошибался, поэтому структура кладов и их датировки были пересмотрены. Но правка оказалась не слишком радикальной и для неспециалистов, пожалуй, не представляет особого интереса.
Сегодня считается, что «кладов» было не 19, а 21. Слово «клад» в его строгом археологическом значении применимо не ко всем из них, потому что некоторые явно происходят из погребений или являются единичными предметами. Тем не менее в их отношении это слово с соответствующей латинской буквой давно прижилось и используется специалистами.
По поводу некоторых «кладов» до сих пор существуют предположения, что они могли относиться не к Трое-II, а к другим слоям, вплоть до Трои-VI
[33]. Но крупнейший эксперт по Троянским находкам М. Трейстер считает, что все найденные Шлиманом «клады», кроме двух, принадлежат слою Троя-II. И лишь две малозначительные на общем фоне находки относит к Трое-VI: это небольшая золотая бляха («клад» H-b) и пять бронзовых изделий — топоров и серпов («клад» Р).
Роскошные золотые украшения, судя по тому, в каких местах они лежали, были для жителей Трои-II предметами повседневного обихода. Например, Блеген рассказывает о 189 золотых бусинах 15 видов, найденных рядом с остатками ткацкого станка. Скорее всего, это был браслет ткачихи. Конечно, ткать могла и богатая женщина — у Гомера даже царицы не брезгуют такого рода работой. Но дом, в котором были найдены эти бусы, принадлежал не царице — Блеген называет его «типичным». Однако его скромная хозяйка, ткавшая, судя по тяжелым грузикам, грубую ткань, работала, навесив на себя количество золота, какое не всякая царица надевает на пир. Блеген пишет: «Воображение сразу же рисует такую картинку: на ткацком станке работает женщина, свой браслет, чтобы он не мешал ей во время работы, она повесила на какой-нибудь выступ на станке; внезапно она слышит, что начался пожар, и, забыв о браслете, в ужасе бежит спасать свою жизнь. Или же браслет мог зацепиться за какую-то деталь станка, шнурок, на котором были нанизаны бусины, мог лопнуть, а бусины раскатиться по всему полу. Нет сомнения, что подобные сцены имели место».
Многие из украшений и драгоценных сосудов, найденных в Трое-II, были сделаны местными мастерами. Об этом говорит, во-первых, то, что эти вещи часто были выполнены из местного золота и серебра. Во-вторых, в составе «кладов» Шлимана было довольно много ювелирных заготовок — полуфабрикатов, кусков золотой проволоки, золотых стержней с насечками. И наконец, там встречаются золотые слитки и наборы поломанных и смятых изделий, которые, вероятно, хранились как сырье. Да и увеличительные линзы вряд ли могли использоваться кем-то, кроме ювелиров.
