В колючих лапах синего хайга ухнула сова, хлопнула крыльями и понеслась в чащу. Ной продирался сквозь кустарник, и следил за картой на хэндкоме. Ботинки покрылись влажными пятнами от росы, черный тренч собрал ворох колючек. Наконец Ной вышел на поляну. Озеро безмятежно сверкало голубой гладью, туман висел над водой сплошным облаком. На берегу стоял деревянный домик с позеленевшими от плесени стенами и обветшалой крышей.
Ной скользнул к кобуре. Рукоятка пистолета привычно легла в ладонь, щелкнул предохранитель. Старясь ступать бесшумно по жухлой траве, он направился к дому. Под ногами скрипнули подгнившие деревянные ступеньки. Ной аккуратно толкнул дверь, та взвизгнула несмазанными петлями и медленно открылась.
В нос ударил сладковато-гнилостный запах. Держа пистолет наготове, Ной прошел в комнату.
— Мать твою… — выдохнул он.
На пыльном полу распласталось тело. Рослый крепкий мужчина в черной кожаной куртке. Во лбу дыра от пули. Лужица крови давно запеклась и теперь походила на ржавую кляксу. Упитанные зеленые мухи ползали по бледному лицу, облепили рану. Ной присел на корточки и дулом пистолета аккуратно поддел край куртки. На поясе покойника кобура с пистолетом, и стикер с голографическим удостоверением — телохранитель из «Монолита».
Ной огляделся: кругом закрытая полиэтиленом мебель, а на диване пленки нет — свалена рядом бесформенной кучей. На полу чемодан из комплекта, который он видел в квартире доктора. Ной пробормотал ругательство. Где-то здесь труп Бенжамина Дора, и скорее всего, есть еще один покойник — второй из бойцов «Монолита» разлагается в спрятанной за домом черной «Мангоре».
Ной открыл дверь спальни. Картина та же: старая мебель, пленка и кровь.
Доктор Бенжамин Дор лежал на кровати с кровавой дырой во лбу. Не нужно осматривать входное отверстие, чтобы понять: стрелок тот же, что уложил телохранителя. Ной и хотел бы в этом убедиться наверняка, но не решался пройти в комнату — так и стоял на пороге, опершись о дверной проем. Единственная зацепка ускользнула, и он понятия не имел, что теперь делать. В СГБ, в одном из лучших Департаментов, в месте, где положено молиться Справедливости — кто-то продал убеждения, и теперь легко выменивает свою ложь на чужие жизни. И это меньшая из проблем.
Ной включил хэндком и связался с Департаментом. Ровно два гудка и перед ним появился цифровой аналог Фила — помятый, с красными глазами человека, который сутки подушки не видел.
— Фил, я по уши вляпался.
— Что, не нашел доктора?
— Хуже, — выдохнул Ной. — Сам смотри.
Фил удивленно раззявил рот.
— Значит нашел-таки. Нашим сообщил?
— Нет. Будет сложно объяснить, что я здесь делаю. Гулял по лесу и обнаружил труп — не подходит. Заявить об убийстве анонимно — тоже не вариант. Боюсь, что дело отдадут кому-то… в общем, дело замнут, Фил. А я хочу раскрыть это убийство. Ты можешь устроить так, чтобы вызов попал ко мне? Влезть в сеть, и просто переадресовать?
— Могу. Но толку от этого не будет. Если замешан кто-то из СГБ, то с «ошибкой» быстро разберутся. Прости, но тут я бессилен.
Ной молчал. Мысли скакали, будто сумасшедшие, а потом замирали и тянулись мерзкой резиной.
— Значит, я доложу Труханову, — решился Ной.
— А если продажная сволочь — это он? Не думал, что Старый Медведь мог легко организовать охоту на доктора?
— Вот и узнаем, — ответил Ной, а в ушах стучали слова Фила: «Это может быть кто угодно».
Глава 8. Вечная жизнь
Город Аламу́р-Дая́, планета Дрогис
Испокон веков резиденция императора Дрогиса находилась во дворце Дасма́я — строении столь древнем, что даже Книжник не знал, когда именно тот приобрел нынешний вид. Огромные залы и комнаты из черного оникса казались бесконечными, стальные шпили башен упирались в серое небо, стеклянные балконы висели над облаками, а вокруг парили гигантские огненные чаши. И если пламя угасало, то дворец окутывало облаком пепла.
Это величественное строение появилось благодаря метеориту, покалечившему планету в Эпоху Небесного Огня.
В то далекое время дрогийцы были молоды и слабы, а планета стара и упряма в своем нежелании дарить жизнь. Все изменила космическая глыба. Энергия, исходящая от метеорита, перекроила ядро Дрогиса, продлив его век. Она была столь манящей, что со всех континентов к источнику потянулись уцелевшие племена. Их ничто не пугало: ни природные катаклизмы, ни безжизненная пустошь вокруг, ни серая дымка, спрятавшая солнце. Дрогийцы боролись за право обладать источником. Черный камень сводил с ума, заставлял впиваться друг другу в глотки и превращал в одержимых.
Кровь лилась до тех пор, пока вождь Дасмай не разгадал тайну метеорита. Он подчинил темную энергию камня — так появились Одаренные среди дрогийцев; пироманты, поклоняющиеся Пеплу.
Дасмаю удалось объединить племена и бросить в пустошь зерно, имя которому Дрогийская Империя. Метеорит разбили на тысячи мелких камешков и скормили «Пепел» чернокрылым васта́рам, чтобы птицы разнесли его по всем уголкам планеты, а из сердцевины был создан трон первого дрогийского императора.
Император Алвахт открыл глаза. Все плыло, будто в тумане, и он едва смог разглядеть горящие на стенах факелы. Возвращаться из глубин Вечности дело сложное, а для неподготовленных и вовсе непосильное.
Алвахт стиснул зубы, подавив рвущийся крик. Виски обжигало нестерпимой болью, сердце бешено колотилось, и он крепко сжимал подлокотники трона до онемения в костяшках, будто так сможет облегчить страдания. Императору с трудом удалось оборвать связь — слишком долго находился в трансе, слушая энергетические потоки и воспоминания Пепла. Он не любил погружений, но у трона Дасмая должен быть хозяин, и его священный долг — «слушать».
«Это не так ужасно — подумал Алвахт, — частица себя в обмен на могущество, это очень мало». Ему вспомнилась Владычица вайтери. Первая правительница отдала своему камню слишком много и стала его частью, теперь ее даже сложно назвать живым существом. Эльманты — правители Себроны — пошли простым путем: выбирали достойнейшего из народа и скармливали своему Камню Ветра. Эпоха Небесного Огня коснулась не только Дрогиса, она обрушилась на Ваету и Себрону, породив Иных — старшие расы, правящие галактикой. Алвахт изучал историю, он слушал воспоминания Пепла, но не мог понять одного: почему в Галактический Совет допустили людей? Каковы истинные причины? Ведь их Терре ничего не досталось от Эпохи Небесного Огня.
Из мрака появились жрецы — троица дряхлых стариков. Сквозь клочья жидких белых волос виднелись покрытые багровыми пятнами залысины, а красные мантии лучше сидели бы на мумиях, нежели на этих почтенных старцах.
Первый жрец уцепился скрюченными пальцами в ладони Алвахта, двое других положили руки ему на голову. Холодная сухая кожа, пахнущая сырым склепом, вызывала отвращение, как и они сами, но Алвахт не подавал виду. Он ждал. Жрецы должны восстановить его силы, дав испить из энергетического источника. Никчемный ритуал! Алвахт был готов соскочить с трона, броситься к источнику и вернуть утраченное. Он мог бы испить сколько угодно, он мог бы высосать энергию самих жрецов… Но есть правила.
