– Это сад Эрмитаж, – прокомментировал он. – Вы
тут были?
– Я была тут в театре, – сказала Лиза, – с
папой.
Все трое вошли в полуподвальное помещение,
прошли мимо охранника и оказались в узком коридоре. Они сняли верхнюю одежду и
обувь. Навстречу вышла босая женщина и спросила, заказано ли у них место, но
увидела Алекса и поняла, что девочки с ним.
– Проходите.
Тут было мало света и пахло благовониями. На
стенах висели красные китайские фонари, а у входа была стойка, но на полках
вместо бутылок стояли банки с разными сортами чая и ароматическими добавками.
Люди сидели на полу вокруг низких столиков, у каждого из которых стоял большой
железный термос или горелка. Алекс выбрал место в углу у стеллажа с книгами. Он
ушел и через минуту вернулся с термосом и пузатой стеклянной банкой.
– Это – кипяток, – сказал Алекс и поставил
термос на пол. – А это чай.
Он открыл банку и дал им понюхать. – Ну как?
– Какой хороший запах, – сказала Вера. -
Вкусно.
– Очень, – подтвердила Лиза.
«А зачем ты снял носки?» – хотела спросить
она.
Но не решилась.
Алекс принес три чашки, каждая размером не
больше наперстка, и такой же маленький чайник. Он взял деревянной лопаткой
немного заварки и, положив ее в чайник, залил кипятком.
– Это зеленый чай, – сказал Алекс. – Он
называется «Си Ху». Вы когда-нибудь пили китайский чай?
– Нет, – честно сказала Лиза. – Только
индийский.
Вера поставила на место книгу, которую взяла с
полки, и заметила, что наверху стоят шахматы.
– А зачем шахматы? – спросила она.
– Просто, – пожал плечами Алекс. – Можно пить
чай и играть в шахматы. Тут каждый делает то, что ему нравится, – некоторым
нравится играть в шахматы.
Тихие голоса и китайская музыка убаюкивали.
Вере казалось, что она никогда не чувствовала
себя так уютно. Ей хотелось вечно сидеть вот так, поджав под себя ноги, иногда
подливая кипяток в чайник, как это делали другие, и вести неторопливый разговор
или просто разглядывать гобелены на стенах.
От крепкого зеленого чая Вера почувствовала
бодрость и в то же время успокоилась. Алекс сказал, что рисует картины. И снова
завязался разговор – где-то далеко играла музыка, плавно текла неторопливая
беседа. Вера слушала его с интересом – кивала в ответ и задавала вопросы. Алекс
рассказывал о своих картинах, а девочки хвалили чай, рассказывали о себе и
слушали.
– Который час? – наконец спросила Лиза. .
Алекс посмотрел на часы:
– Без двадцати. В одиннадцать чайная
закрывается.
– Тогда пошли?
За это время на улице не стало теплее – скорее
наоборот, но после горячего чая и душного помещения, где слишком сильно пахло
благовониями, на свежем воздухе было хорошо.
Лиза позвонила родителям, и ей здорово
влетело. Но возвращаться домой не хотелось, и они решили пройтись пешком до
«Белорусской». Они шли переулками. На улице было темно, и, заметив странную
троицу, редкие прохожие на всякий случай переходили на другую сторону.
– Это мой телефон, – сказал Алекс, когда они
вошли в метро, и протянул Вере мятый листок.
– А это мой. – Вера взяла у него огрызок
карандаша и написала свой номер.
– И мой, – Лиза на всякий случай записала и
свой.
Внизу они простились, И Алекс перешел на
другую ветку, а Вера и Лиза остались ждать поезда. Часы показывали двенадцать.
3
Утро началось со скандала.
– Где ты была?
Вера молчала.
– Мать чуть с ума не сошла.
Игорь Андреевич встал и, сложив руки за
спиной, стал ходить из угла в угол.
– Вера, где ты была?
Он мерил кухню шагами, а Вера сидела над
яичницей, уставившись в тарелку, и молчала.
– Кажется, я задал тебе вопрос.
– Джулия пригласила нас с Лизой на день
рождения – я уже говорила.
– И поэтому ты пришла в час ночи?
– Мы гуляли.
– Всю ночь?
– Папа, мне шестнадцать лет!
– Вот именно, – сказал Игорь Андреевич и сел.
Потом снова встал. И опять стал ходить от
двери к окну и обратно.
Когда Вера пошла в первый класс, Игорь
Андреевич отпустил бороду – с тех пор он ни разу не улыбнулся, во всяком
случае, так ей казалось. А может, сначала у него испортился характер, а уже
потом он отпустил бороду, потому что хотел спрятаться, потому что не хотел быть
собой? Тогда у него были трудные времена: его сократили, и он часто ссорился с
мамой. С тех пор прошло десять лет, и Вера уже не помнила, как он выглядит без
бороды. Теперь у Игоря Андреевича была своя фирма, которая производила средства
гигиены, он хорошо зарабатывал, но, казалось, кроме шампуня от перхоти, его
ничего не интересует: это был его мир – и там ему было уютно. Бедность и
унижения – все это не прошло для него даром. У него было все: хорошая квартира,
которую в трудный момент он не продал, жена и взрослая дочь, машина, деньги –
все, но он не забыл старых обид. Он уже не мог быть счастливым.
Ольга Сергеевна работала переводчицей и иногда
возвращалась домой поздно. Если она задерживалась, отец целый вечер брюзжал и
не давал Вере прохода. Он слишком многого требовал от нее и всегда был ей
недоволен. Он хотел, чтобы его слушались, чтобы ему подчинялись. Когда отец делал
подарки, это было неприятно, потому что за них он всегда требовал
благодарности, особенного отношения, чего-то, о чем он мечтал с детства и чего
у него, наверное, никогда не было. Наверное, он просто хотел, чтобы его любили.
– И потом, я не понимаю, – наконец сказал он,
– что означает эта дружба? Джим – взрослый человек.
– Джим? – не поняла Вера. – А при чем тут он?
– При чем?
Игорь Андреевич вышел из кухни и вернулся,
потрясая в воздухе пачкой бумаги.
Вера почувствовала, как холодеют ноги.
– Это мои письма? – сказала она тихо.
– Да. И его. Это лежало на столе.
– Ты читаешь чужие письма?
– Читаю. Потому что я – отец.
– Мне тебя жалко, – тихо сказала Вера.
Но он ее не слышал.
– Хорошо, он твой преподаватель. И он учит
русский язык я понимаю. Вы дружите – пускай. Но я же вижу, что происходит. Он
взрослый человек, и н~ должен понимать. Сколько ему лет? Двадцать пять.
– Тридцать два.
– Прекрасно!
