— Владимир Ильич, я не отрицаю, что в марте, когда я только вернулся из ссылки и был оторван от политической жизни, у меня были отдельные колебания. — Он волновался, и грузинский акцент ощущался сильнее. — Но буквально одну-две недели. Потом я разобрался в текущем моменте и все колебания отпали. С тех пор я твердо стою с вами в одном строю. Разве не так?
— Так, — согласился Ленин.
Настало время ему соглашаться с собеседником. Сталин говорил не так быстро и не так темпераментно, но ясно и просто. Словно гвозди вколачивал.
— Я знаю, что про меня за спиной небылицы рассказывают, — продолжал Сталин, повышая тон разговора. — Когда я вернулся из ссылки, здесь, в Питере, меня пригласили на заседание Русского бюро ЦК. И стали высказываться на мой счет так, будто я начинающий работник, а не заслуженный революционер, у которого за спиной годы борьбы, тюрем и ссылок. Дескать, ввиду некоторых «личных черт», присущих мне, бюро ЦК приглашает меня только с совещательным голосом.
Последние слова он произнес презрительно:
— Они всё совещаются! А надо делом заниматься. Вокруг столько врагов, против которых нужно развернуть борьбу! Выдают себя за настоящих революционеров и путают людей. Кто они такие? Один — старый дурак, совсем из ума выжил. Другой — старая неисправимая болтунья-баба. Бить их некому, черт меня дери! Вот я и подумал: неужели так и останутся они безнаказанными?! Потому взялся редактировать «Правду». И появился орган, где наших врагов будут хлестать по роже, да порядком, да без устали.
Он сделал паузу и продолжил:
— Про меня говорят: грубый.
Движением руки он отвел ожидаемые возражения, но Ленин и не думал возражать.
— Может, я и в самом деле грубый, — продолжал Сталин. — Я не один такой. Вон Красиков на каждом углу кричит: наша тактика — всем в морду! Кадет — так кадету в зубы! Эсер — так эсеру в ухо! Меньшевик — так меньшевику в рыло. Но не в грубости дело.
И уже спокойнее добавил:
— Я не такой говорун и краснобай, как некоторые, которые целыми днями на митингах ораторствуют. Но что они умеют? Сами себя организовать не в силах. Зато я — человек дела.
И одной фразой подвел итог:
— Другого такого работника, Владимир Ильич, не найдете.
Ленин подошел к Сталину вплотную, так что стоявшим в коридоре его слова не были слышны:
— Я вас ценю. И вижу большое будущее для вас в партии. Мы заняли у Союза трактирщиков двадцать тысяч рублей, так что «Правда» будет выходить. Но… я запомню ваши колебания в решающий для революции час. Колебания, которые кто-то другой мог бы счесть недостойными стойкого большевика и не совместимыми с высоким званием члена ЦК. Кто-то другой. Не я. Поэтому вы и остаетесь в ЦК.
Он отошел от Сталина и направился к появившейся в дверях Крупской:
— Наденька, ты говорила, у тебя остался швейцарский шоколад. И где же он?
Теперь они нас перестреляют
Сцена опять полностью переменилась. Все происходит в частной квартире.
Из глубины квартиры раздался девичий смех. Появился заспанный Сталин в окружении смеющихся дочерей рабочего питерской электростанции Сергея Яковлевича Аллилуева — старшей Анны и младшей Нади.
— Что случилось? — потребовал объяснений Сергей Аллилуев, несколько смущенный непринужденным поведением дочерей в присутствии гостей.
— Иосиф-то! Иосиф! — Указывая на Сталина, Анна Аллилуева пыталась объяснить, что именно приключилось.
Но она просто заходилась от смеха. В конце концов выяснилось, что в соседней комнате Сталина разморило и он задремал с дымящейся трубкой в руке.
— Проснулся, когда комната уже наполнилась гарью: тлело одеяло, прожженное огнем из трубки! — Девушек это почему-то страшно веселило.
— Это со мной не впервые, — с досадой объяснил Сталин, — как ни креплюсь, а вдруг и задремлю.
— Ну ты и ленивец! — не выдержал Свердлов. — Так все на свете проспишь!
Повернувшись ко всем, Яков Михайлович стал рассказывать:
— Мы же вместе отбывали ссылку в Туруханском крае. Места, понятное дело, курортные, так что приходилось самим о себе позаботиться, иначе пропадешь. Хозяйство какое-никакое завели. Печку надо топить, а то замерзнешь как цуцик. Убираться, чтобы в грязи не утонуть. Готовить. Словом, договорились с Иосифом — дежурим по очереди.
— И как у вас получалось совместное хозяйство? — заинтересовалась Надежда Константиновна Крупская. — Мы с Володей тоже через это прошли в Шушенском. Но мы приехали с мамой, она обо всем позаботилась. И девушку наняла — в помощь по дому.
— Иосифа не знаете? — фыркнул Свердлов. — Отлынивал от всего! А я же не мог допустить, чтобы заслуженный кавказский большевик мерз и голодал.
Сталин и не стал ничего отрицать. Ему нравились эти воспоминания:
— Сколько раз старался провести тебя, увильнуть от хозяйства. Проснусь, бывало, в свое дежурство и лежу, будто заспался.
— Ты думаешь, что я этого не замечал? — рассмеялся Свердлов. — Прекрасно замечал.
С улицы доносились злобные выкрики, отзвуки гневных речей.
— Читайте сегодняшние газеты! Документы подтверждают: большевистские лидеры получают деньги от немецкого генерального штаба. Немецкие шпионы! Изменники! Убийцы! Смерть им! Смерть большевикам!
Зиновьев — его одутловатое лицо покрылось потом — не выдержал:
— Нельзя ли, наконец, закрыть окно!
— Жарко сегодня в городе, — робко заметила жена хозяина квартиры Ольга Евгеньевна Аллилуева. — Душно станет, задохнемся.
— Не задохнемся, — успокоил ее Зиновьев. — Нас быстрее передушат.
Все перешли в столовую и устроились за обеденным столом, накрытым белой скатертью. Стол находился в самом центре комнаты. В углу печка. Рядом горка для посуды, столик с самоваром. На стене часы с боем.
— Надо уходить на нелегальное положение, — предложил Свердлов. — В город вошли верные правительству войска. Все воинские части, которые выступили на нашей стороне, капитулировали и ушли в казармы. Всему конец.
Лица у всех были хмурые. Нервы — на пределе. Хозяйка дома разливала чай из самовара. Рука дрогнула, граненый стакан полетел на пол и со звоном разлетелся на куски. Все вздрогнули. Свердлов ринулся к двери, Зиновьев встал у окна и, приоткрыв занавеску, стал смотреть, что происходит на улице. Член ЦК и секретарь Петроградского комитета партии Глеб Иванович Бокий выхватил из-за пояса револьвер.
Сталин бросил в стакан крепко заваренного чая два больших куска рафинада, шумно поболтал ложечкой:
— А варенья домашнего не найдется? Или меда?
Хозяйка квартиры подобрала осколки разбитого стакана и протерла тряпкой мокрое пятно. В коридоре раздался звонок.
