Слабые люди, думал он. Пасуют перед трудностями. Нет в них настоящей стойкости. Впадая в дурное настроение, вождь часто упрекал соратников:
— Что с вами будет без меня? Пропадете. Вас передушат.
Головой в колодец
Осенью 1951 года Сталин поехал отдыхать на озеро Рица, где ему построили новую дачу. Отпуск вождь взял долгий — пять месяцев. Но уже в середине октября вызвал к себе нового министра государственной безопасности Семена Денисовича Игнатьева.
Выбор казался странным. Игнатьев — чиновник. До перехода на Лубянку заведовал в аппарате ЦК отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров, то есть был главным кадровиком. Но Сталину и понадобился человек со стороны. Он сознательно назначил министром чужого для чекистов аппаратчика.
Появившись на сталинской даче, новый министр увидел старого человека, несколько сгорбленного, с опущенными плечами. Но по-прежнему внушавшего страх.
Вождя интересовало, как идут допросы бывшего министра госбезопасности генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова, которого до ареста считали сталинским любимцем. Распорядился на его счет:
— Заковать в кандалы.
Сталин поинтересовался, как работает аппарат госбезопасности. Игнатьев бодро ответил, что после ареста прежнего министра среди личного состава наблюдалась некоторая растерянность.
— Теперь чекисты подтянулись, работают лучше.
Сталину благодушие нового министра не понравилось.
— Разведчик должен быть как черт: никому не верить, даже самому себе…
Вождь не мог скрыть недовольства чекистами. Бранил аппарат Лубянки. Укорял министра госбезопасности:
— Слепой вы человек, не видите, что вокруг вас делается. Чекисты разучились работать, ожирели, растеряли и забыли традиции ЧК времен Дзержинского…
Приказал продолжить чистку на Лубянке. Распорядился арестовать раскритикованного Игнатьевым заместителя министра генерала Евгения Петровича Питовранова и с ним еще группу крупных чекистов. Хотя еще недавно подумывал, не поставить ли именно Питовранова во главе всего министерства… Философски заметил:
— У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму.
Вождь пребывал в дурном настроении.
— Чекисты оторвались от партии, хотят встать над партией… Имейте в виду: старым работникам МГБ я не очень доверяю.
Сталин приказал арестовать начальника Лечебно-санитарного управления Кремля профессора Петра Ивановича Егорова, который должен был заботиться о здоровье вождя и его соратников. Как только его взяли, спросил:
— Надели ему кандалы?
Услышав, что профессор не в наручниках, разразился злобной тирадой:
— Вы политические слепцы, а не чекисты. С врагами нигде так не поступают, как поступаете вы. Вы ни черта не понимаете в чекистском деле, а в следствии в особенности.
Сталин был недоволен неумелостью и нерасторопностью следователей. Требовал бить арестованных, чтобы они во всем признались. И, к удивлению Игнатьева, злобно матерился. Вождь подошел к Игнатьеву вплотную:
— Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать, и в морду дать, если вами не будут исполняться мои требования… Мы вас разгоним как баранов… Если не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, которые проникли в Лечебно-санаторное управление Кремля, чтобы губить вождей партии, то окажетесь там же, где и Абакумов…
А Игнатьев сталинских надежд не оправдал. Партийный функционер, чинуша, он пунктуально передавал подчиненным указания вождя, требовал, чтобы те выбивали нужные показания, а сам не покидал письменного стола. Слабаком оказался.
Разочарованный Сталин ему прямо сказал:
— Ты что, белоручкой хочешь быть? Не выйдет. Забыл, что Ленин дал указание расстрелять Каплан? Хотите быть более гуманными, чем был Ленин? А Дзержинский приказал выбросить в окно Савинкова. У Дзержинского были для этой цели специальные люди — латыши, которые выполняли такие поручения. Дзержинский — не чета вам, но он не избегал черновой работы, а вы, как официанты, в белых перчатках работаете. Если хотите быть чекистами, снимайте перчатки. Чекистская работа — это мужицкая, а не барская работа.
И добавил:
— Будешь чистоплюем, морду набью.
Сталинские угрозы звучали зловеще.
15 ноября 1952 года у министра госбезопасности случился сердечный приступ, сваливший его с ног. Вызванные врачи поставили пугающий диагноз — инфаркт. На свое счастье, министр выпал из игры. После смерти Сталина на скамью подсудимых посадят не его, а других.
Вместо Игнатьева верными помощниками вождя стали генерал-лейтенант Сергей Иванович Огольцов и генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе. Обоих он назначил первыми заместителями министра госбезопасности. В начале ноября 1952 года вождь устроил разгон своим чекистам. В крайне раздраженном состоянии выговаривал им за то, что медленно идет следствие по делу кремлевских врачей:
— Следователи работают без души. Неумело используют противоречия и оговорки арестованных для их разоблачения. Неумело ставят вопросы. Не цепляются, как крючки, за каждую, даже мелкую возможность, чтобы поймать, взять в свои руки арестованного. Среди чекистов много карьеристов, шкурников, бездельников, ставящих личное благополучие выше государственных интересов.
«Сталин, — вспоминал генерал Гоглидзе, — считал, что благодаря политической беспечности, близорукости и благодушию работников МГБ, граничащих с преступлением, не была своевременно разоблачена террористическая группа в Лечсанупре Кремля».
Когда Игнатьев слег, Сталин вызвал к себе Гоглидзе и Огольцова. На сей раз обрушился на них за то, что они отказались от применения против врагов за границей диверсий и террора:
— Прикрываясь гнилыми и вредными рассуждениями о якобы несовместимости с марксизмом-ленинизмом диверсий и террора против классовых врагов, вы скатились с позиции революционного марксизма-ленинизма на позиции буржуазного либерализма и пацифизма.
Сталин в тот же день назначил Гоглидзе первым заместителем министра и поручил ему руководить следствием по особо важным делам. Сергей Арсеньевич занимался арестами и допросами чекистов, вышедших из доверия, и врачами-убийцами. Он докладывал Сталину почти ежедневно.
На заседании президиума ЦК 1 декабря 1952 года вождь вновь завел речь о «неблагополучии» в ведомстве госбезопасности:
— Лень и разложение глубоко коснулись МГБ, у чекистов притупилась бдительность.
Требовал полностью перекроить аппарат.
«Обсуждение проекта реорганизации МГБ, — вспоминал Гоглидзе, — проходило в крайне острой, накаленной обстановке. На нас обрушились обвинения, носящие политический характер». Вождь не стеснялся в выражениях, обещал провести «всенародную чистку чекистов от вельмож, бездельников и перерожденцев».
