А теперь в овальном зале ближней дачи в Волынском, обставленном казенной мебелью с бирками и импортной техникой — подарками иностранных гостей, на диване осталось прикрытое одеялом и никому уже не нужное тело.
Вокруг него, действуя строго по инструкции, все еще хлопотали люди в белых халатах. Они просто не решались признаться, что больше им здесь делать нечего. И надо бы сворачиваться и возвращаться назад… Они, единственные, продолжали его страшиться.
Врачи исполняли свой долг, делали то, что полагалось. Но лежавший на диване Сталин по глазам своих давних соратников, которых он просто не узнавал, — они совершенно переменились, взирали на него без всякого интереса, абсолютно равнодушно! — понял, что помочь ему даже кремлевская медицина не в силах.
Все действительно кончено?
Он умрет.
Судя по поведению соратников, очень скоро.
Но как же так? Он совершенно не собирался умирать!
Он вдруг вспомнил, как в тот январский день 1924 года позвонила из Горок Мария Ильинична Ульянова и произнесла всего три слова:
— Ленина больше нет.
Всё! Прежняя жизнь кончилась и не вернется. Он ощутил тогда невероятный подъем. Почувствовал, как неостановимо пошли незримые часы, ускоряя ход времени, его времени. Конечно, Ленин не хотел, чтобы он ему наследовал. Очень даже не хотел. Приложил немалые усилия, чтобы ему помешать. Но никто не смог его остановить…
Приятно вспомнить.
Но другая мысль болезненно отдалась в его умирающей голове.
Теперь, выходит, кто-то другой уверенно и самовластно расположится в его кресле.
Кто же, интересно, осмелится?
Кого-то он недооценил?
Не убрал вовремя.
Недоглядел.
Сплоховал.
Первый раз в жизни…
Если бы он мог смеяться, захохотал бы во весь голос. Наивные! Глупцы! Ха, неужто кто-то всерьез полагает, будто способен заменить его? Что кто-то иной способен править страной?
Почему-то решительно никто в комнате не обращал внимания на второго Сталина — молодого и черноволосого, который, ни на кого не глядя, самозабвенно подстригал усы, сидя перед зеркалом. И, казалось, решительно ничто иное его в тот момент не интересовало.
Умирающий старик возмущался: отчего же он не проявляет ни малейшего желания вмешаться? Что за самовлюбленность? Индивидуализм? Ведь он единственный может и просто обязан ему помочь! От кого же еще ждать помощи, как не от него!
Сталин, лежавший недвижимо на диване, пытался подозвать себя молодого и полного сил, сидевшего у зеркала и не сознававшего, что происходит.
Как подать ему сигнал тревоги?
Пусть что-нибудь предпримет!
Пока не поздно!
Поможет!
Спасет!
Но ни рука, ни язык не желали выполнять его команд.
Ему вообще больше ничто не подчинялось.
И никто.
Тем временем молодой Сталин завершает филигранную работу над своими усами. Откладывает ножницы. Глядя в зеркало, откровенно любуется собой. Он вполне доволен увиденным. Поднимается со стула. Расправляет френч, застегивает верхнюю пуговицу. Горделиво поднимает голову. Появляется легкая полуулыбка.
Он в расчудесном настроении. Абсолютно уверен в себе. Не знает сомнений, препятствий и преград… И куда-то деловито направляется.
Словно ему много чего предстоит совершить и сотворить. А он соскучился без дела! И словно его ждут. Просят вернуться. Умоляют! И уже замерли в ожидании. Скорее бы! Заждались!
МАЛЕНКОВ. Партбилет номер три
Наследник вождя
5 марта 1953 года в 8 часов 40 минут вечера в Свердловском зале Кремля открылось совместное заседание ЦК КПСС, Совета министров и президиума Верховного Совета СССР. Собрались задолго до назначенного часа. Никто ни с кем не разговаривал, все сидели молча.
Заседание продолжалось ровно сорок минут. Сидевшие в зале с волнением вслушивались в слова людей, к которым перешла власть. Секретарь ЦК и МК партии Никита Сергеевич Хрущев прежде всего попросил к микрофону министра здравоохранения Андрея Федоровича Третьякова. Тот рассказал о безнадежном состоянии вождя.
Хрущев пояснил:
— Члены бюро президиума ЦК поочередно находятся у постели товарища Сталина. Сейчас дежурит товарищ Булганин, поэтому он не присутствует на заседании.
Никита Сергеевич предоставил слово члену президиума и секретарю ЦК КПСС, заместителю председателя Совета министров СССР Г. М. Маленкову. Георгий Максимилианович объяснил, что товарищ Сталин борется со смертью, но состояние его настолько тяжелое, что даже если он победит подступившую смерть, то еще очень долго работать не сможет.
— Все понимают огромную ответственность за руководство страной, которая ложится теперь на всех нас, — говорил он. — Всем понятно, что страна не может терпеть ни одного часа перебоя в руководстве.
После этой преамбулы на трибуну вышел располневший, с одутловатым, обрюзгшим лицом член президиума ЦК Лаврентий Павлович Берия и сообщил, что в создавшейся обстановке, когда в руководстве партией и страной отсутствует товарищ Сталин, необходимо теперь же назначить главу правительства:
— Мы уверены — вы разделите наше мнение о том, что в переживаемое нашей партией и страной трудное время у нас может быть только одна кандидатура на пост председателя Совета министров, кандидатура товарища Маленкова.
В зале с готовностью закричали:
— Правильно! Утвердить!
Так Маленков стал хозяином страны. При жизни вождя он воспринимался как заместитель Сталина. И у него был партбилет номер три. Первый выписали Ленину, второй — Сталину, третий — ему…
Георгий Максимилианович Маленков, уже будучи на пенсии, рассказывал сыну Андрею о последних днях Сталина:
«Я, Молотов, Берия, Микоян, Ворошилов, Каганович прибыли на ближнюю дачу Сталина. Он был парализован, не говорил, мог двигать только кистью одной руки. Слабые зовущие движения кисти руки. К Сталину подходит Молотов. Сталин делает знак — “отойди”. Подходит Берия. Опять знак — “отойди”. Подходит Микоян — “отойди”. Потом подхожу я. Сталин удерживает мою руку, не отпуская. Через несколько минут он умирает, не сказав ни слова, только беззвучно шевеля губами…»
Эта история далека от реальности. Сталин никого не узнавал. И скончался он в страшных мучениях, описанных его дочерью Светланой. Но Георгий Максимилианович по справедливости считал себя самым близким к Сталину человеком и его законным наследником.
В октябре 1952 года на XIX съезде, последнем при жизни Сталина, именно Маленков делал основной доклад. Сталину было почти семьдесят четыре года, он чувствовал себя слабым и ограничился небольшой речью. Маленков был одновременно и секретарем ЦК, и заместителем председателя Совета министров, ведал всеми организационнокадровыми делами, держал в руках партийно-государственную канцелярию и воспринимался как самый близкий к Сталину человек, как заместитель вождя.
