18 июня 1957 года на заседании президиума ЦК намечалось обсудить вопрос об уборке урожая и хлебозаготовках. Хрущев предложил всему составу президиума отправиться в Ленинград на празднование 250-летия города. Первым возразил Климент Ефремович Ворошилов:
— Почему все должны ехать, что, у членов президиума нет других дел?
Каганович поддержал маршала, сказал, что лично он занят уборкой урожая:
— Мы глубоко уважаем Ленинград, но ленинградцы не обидятся, если туда поедут не все, а несколько членов президиума.
Не сразу разобравшись, что происходит, Никита Сергеевич в привычной для него резкой манере обрушился на членов президиума. Микоян пытался его успокоить. Но тут члены президиума сказали, что так работать нельзя — давайте обсуждать поведение Хрущева, а председательствует пусть Булганин. Вот тут Никита Сергеевич понял, что против него затеян заговор.
Первым речь произнес Маленков, который больше всех пострадал от Хрущева:
— Вы знаете, товарищи, что мы поддерживали Хрущева. И я, и товарищ Булганин вносили предложение об избрании Хрущева первым секретарем. Но вот теперь я вижу, что мы ошиблись. Он обнаружил неспособность возглавлять ЦК. Он делает ошибку за ошибкой, он зазнался. Отношение к членам президиума стало нетерпимым, особенно после XX съезда. Он подменяет государственный аппарат партийным, командует непосредственно через голову Совета министров. Мы должны принять решение об освобождении Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК.
Маленкова поддержал Каганович, у которого Никита Сергеевич когда-то был в подчинении:
— Хрущев систематически занимался дискредитацией президиума ЦК, критиковал членов президиума за нашей спиной. Такие его действия вредят единству, во имя которого президиум ЦК терпел до сих пор причуды Хрущева.
Поднаторевший в борьбе с партийными уклонами Каганович напомнил, что Хрущев в свое время допустил ошибку и поддержал троцкистскую платформу.
— Хрущев, — припомнил Лазарь Моисеевич, — был в двадцать третьем — двадцать четвертом годах троцкистом. И только в двадцать пятом он пересмотрел свои взгляды и покаялся в своем грехе.
Обвинение в троцкизме было крайне опасным, и потом Хрущев попросит Микояна прийти ему на помощь. Анастас Иванович растолкует недавним членам ЦК, плохо осведомленным о реальной истории партии:
— В двадцать третьем году Троцкий выдвинул лозунг внутрипартийной демократии и обратился с ним к молодежи. Он собрал много голосов студенческой молодежи, и была опасность, что он может взять в свои руки руководство партией. Во время этой дискуссии на одном из первых собраний Хрущев выступал в пользу этой позиции Троцкого, но затем, раскусив, в чем дело, в той же организации активно выступал против Троцкого. Не надо забывать, что Троцкий был тогда членом политбюро, ратовал за внутрипартийную демократию. Надо знать психологию того времени и подходить к фактам исторически…
Забавно, что всякий раз, когда Хрущев, подчиняясь человеческим чувствам, выступал за демократию в партии или в защиту невинно расстрелянных, его обвиняли либо в троцкизме, либо в ревизионизме. Партийные работники и после его отставки говорили: «Хрущев троцкист, хотя о Троцком высказывается уклончиво. Ему пары лет не хватило, чтобы всех реабилитировать, начиная с Зиновьева и Каменева. И колхозы он считал делом сомнительным, отсюда его установки на агрогорода и совхозы».
А тогда на президиуме ЦК Молотов, фактически отстраненный от большой политики, тоже с удовольствием сквитался с Хрущевым:
— Как ни старался Хрущев провоцировать меня, я не поддавался на обострение отношений. Но оказалось, что дальше терпеть невозможно. Хрущев обострил не только личные отношения, но и отношения в президиуме в целом.
Молотова и Маленкова поддержали глава правительства маршал Николай Александрович Булганин и два его первых заместителя — Михаил Георгиевич Первухин и Максим Захарович Сабуров. Ворошилов, которым Хрущев в последнее время просто помыкал, внес оргпредложение:
— Я пришел к заключению, что необходимо освободить Хрущева от обязанностей первого секретаря. Работать с ним, товарищи, стало невмоготу. Не можем мы больше терпеть подобное. Давайте решать.
Едва зазвучала критика в адрес Никиты Сергеевича, секретари ЦК Фурцева и Брежнев бросились собирать союзников и единомышленников. Екатерина Алексеевна сразу сказала:
— Надо звать Жукова, он на стороне Хрущева.
Секретарь ЦК Аверкий Аристов, ведавший партийными организациями Российской Федерации, заболел и сидел дома. Фурцева предложила и его привезти на заседание, хотя он не был членом президиума и не имел права решающего голоса. Леонид Ильич выскочил из зала заседаний и побежал к себе в кабинет. Позвонил Аристову:
— Немедленно приезжайте, нас мало.
Брежнев стал искать министра обороны Жукова. Выяснилось, что маршал на учениях за городом. За ним послали. После этого Леонид Ильич соединился с верным хрущевцем председателем КГБ генералом армии Иваном Александровичем Серовым, предупредил, что заседание президиума направлено против Никиты Сергеевича.
Когда Брежнев вернулся, его подозрительно спросили:
— Куда это вы мотались?
Брежнев огрызнулся:
— У меня желудок расстроился, в уборной сидел.
Фурцевой он дал знать, что мобилизовал всех, кого мог.
Маленков в нервном состоянии даже стучал кулаком по столу. Маршал Жуков потом иронически вспоминал: «Я сидел рядом с Маленковым, и у меня графин подпрыгнул на столе».
Хрущева предполагалось назначить министром сельского хозяйства: пусть еще поработает, но на более скромной должности. Расклад был не в его пользу. Семью голосами против четырех президиум ЦК проголосовал за освобождение Хрущева с поста первого секретаря.
Но произошло нечто неожиданное: Хрущев нарушил партийную дисциплину и не подчинился решению высшего партийного органа. Ночь после заседания он провел без сна со своими сторонниками. Вместе они разработали план контрнаступления.
Никита Сергеевич точно угадал, что многие члены ЦК, особенно молодые, поддержат его в борьбе против старой гвардии и простят первому секретарю такое нарушение дисциплины. Помощники и соратники Хрущева обзванивали партийных секретарей по всей стране, мобилизуя их на поддержку хозяина страны.
Первый секретарь Хабаровского обкома Алексей Павлович Шитиков вызвал своего второго секретаря Алексея Клементьевича Чёрного:
— Только что звонил заведующий сельхозотделом ЦК Мыларщиков. Просил созвониться с соседями-дальневосточниками, всем вместе первым самолетом вылететь в Москву и сразу же ехать к нему в ЦК. При этом он доверительно намекнул, что в Кремле идет очень важное заседание президиума ЦК, касающееся Хрущева. Но о причинах выезда просил не распространяться.
Верные Хрущеву люди объясняли провинциальным партсекретарям: «В Кремле бывшие сталинцы бьют нашего Никиту».
