Известный фотограф Петр Михайлович Кримерман вспоминал (см.: Московский комсомолец. 2004.12 апреля), как в 1966 году навестил Хрущева в Петрово-Дальнем. Ему пришлось преодолеть два пропускных пункта. Кримерман показал Никите Сергеевичу фотографии, которые сделал Юрий Алексеевич Гагарин.
Хрущев заинтересованно спросил:
— Петр, а нельзя ли Гагарина пригласить ко мне? Очень хочу с ним увидеться.
Кримерман передал приглашение Гагарину. Тот обрадовался. Потом задумался:
— Ты пока ничего не говори Никите Сергеевичу.
И словно не было разговора. Через какое-то время Кримерман напомнил Гагарину о приглашении. Тот потупился:
— К сожалению, поехать не могу. Не время.
Слетать в космос оказалось проще, чем навестить опального вождя.
Чего не могли простить Хрущеву?
Партийные секретари сообразили, что разрешение критиковать Сталина и преступления его эпохи открывает возможность обсуждать и критиковать и нынешнюю власть, и саму систему. И в разоблачении сталинских преступлений видели одни неприятности.
Главное было не допустить и мысли о том, что массовые репрессии — порождение сталинской системы. Ведь в таком случае следовало бы ставить вопрос о демонтаже всей системы. Чтобы избавиться от сталинизма, следовало изменить все политическое устройство страны. Об этом Хрущев и подумать не мог.
Отправив Никиту Сергеевича в отставку, брежневское политбюро сформулировало идеологическую платформу, на которой сложилось мировоззрение целых поколений: ошибочно то, что делал Хрущев, а не Сталин. При Сталине хорошего было больше, чем плохого, и говорить следует о хорошем в истории страны, о победах и достижениях.
Поклонники Сталина увидели, что честный разговор о трагическом прошлом неминуемо ведет к полному развалу системы. То, что произошло после знаменитого секретного доклада Хрущева на XX съезде о сталинских преступлениях, продемонстрировало слабость системы, которая держится только на вертикали власти.
Вот этого не могут простить Хрущеву! Вот почему бранят, называя разрушителем государства. Стоит вытащить из этой вертикали хотя бы один элемент — безоговорочное подчинение власти, избавить страну от страха, дать людям свободу слова, и система начинает рушиться. Вот почему власти всегда так важно, чтобы ее боялись, чтобы не звучали критические голоса, чтобы не было сомнений и дискуссий. От подданных власть желает слышать только долгие и бурные аплодисменты, переходящие в овацию…
БРЕЖНЕВ. Сладкий сон в кремле
Бюллетень о состоянии политического здоровья
Генсеками не рождаются. Леонид Ильич Брежнев овладевал искусством большой политики в невидимых миру подковерных схватках. Восхождение на Олимп ему очень дорого обошлось. Он заплатил за это своим здоровьем.
Сохранился своего рода исторический документ. Это листок нетрудоспособности, бюллетень, выданный Леониду Ильичу Брежневу весной 1953 года, сразу после смерти Сталина, врачами Кремлевской поликлиники. Тогда еще в бюллетене писали диагноз, и можно установить, от чего страдал будущий хозяин страны в те исторические дни, когда менялась судьба государства. Хотя почерк так себе — докторский…
Диагноз: «Коронаро-кардиосклероз после перенесенного инфаркта миокарда. Облитерирующий эндартериит». Лечащий врач из Кремлевской поликлиники пометил: «Нетрудоспособен с 10 апреля 1953 года». Но терапия на дому Брежневу не помогла. Его положили в больницу, где он пролежал три недели — со 2 по 23 мая.
В Кремле происходили грандиозные перемены. Все кипело. В такие дни болеть — пропустить все на свете. А Леонид Ильич Брежнев наблюдает за происходящим с больничной койки… Отчего же он остался в стороне?
И вот еще одна поразительная деталь. Почему вообще сохранился этот бюллетень? Его ведь полагалось сдавать по месту работы — как оправдание, почему отсутствовал. Платили по больничному. А этот остался в личном архиве Брежнева. Леонид Ильич не сдал бюллетень, потому что некуда было! Человек, которому предстояло восемнадцать лет руководить нашей страной, в тот момент вообще остался без дела.
Брежнев стремительно взлетел в октябре 1952 года — на последнем при Сталине XIX съезде партии. В роли первого секретаря ЦК компартии Молдавии он впервые выступал на съезде, был избран в состав партийного ареопага и увидел, что происходит за кулисами большой политики.
Право выйти на съездовскую трибуну получило небольшое число первых секретарей ЦК национальных республик и крупных областей. Вождь приметил Леонида Ильича, который чисто внешне выгодно отличался от других партийных руководителей.
16 октября 1952 года Брежнев пришел на первый пленум нового состава ЦК, на котором предстояло избрать руководящие органы — президиум и секретариат. Стенограмма не велась. О том, что в тот день происходило в Свердловском зале Кремля, известно лишь по рассказам участников пленума. Сталин достал из кармана френча собственноручно написанную бумагу и сказал:
— В президиум ЦК можно было бы избрать, например, таких товарищей…
Он огласил длинный список. К удивлению присутствовавших, включил в высшее партийное руководство сравнительно молодых партработников, в том числе Брежнева.
Сидевший в зале и ни о чем не подозревавший Леонид Ильич неожиданно стал секретарем ЦК и кандидатом в члены президиума ЦК, созданного вместо политбюро. Он сам был поражен неожиданным взлетом — заранее его никто не предупредил. Сталин любил сюрпризы. Так Брежнев оказался в высшей лиге. Ему было всего сорок пять лет, и он уже почти достиг вершины власти.
Сразу после съезда его пригласили на обед в честь иностранных делегаций в Георгиевском зале Кремля. Обед начинался по-сталински поздно, в девять вечера. На именном приглашении для Брежнева от руки написано: стол № 4. Уже совсем рядом с вождем.
На Олимпе жизнь особая, и Брежневу предстояло быстро освоиться среди ушлых московских чиновников. Леонид Ильич уловил, что следует быть крайне осторожным. Он попал в жестко очерченную жизнь высшего партийного функционера.
«В начале пятидесятых, — вспоминал сотрудник аппарата президиума Верховного Совета, — Кремль казался гнетущим огромным пустырем. Ходить по территории запрещалось. Иногда мелькнет фигура какого-нибудь руководителя. Впереди один охранник, сзади второй. Машина промчится с занавешенными окнами — уже событие».
Отныне Леонид Ильич был избавлен от всех бытовых хлопот. Ему полагалась охрана. Люди из Министерства госбезопасности взяли на себя заботу и обо всех хозяйственно-бытовых проблемах семьи. Секретарю ЦК не надо было думать ни о хлебе насущном, ни о пополнении гардероба.
На улице Грановского существовала так называемая столовая лечебного питания. Ее посещали крупные кремлевские чиновники и старые большевики. Они не столько обедали, сколько запасались продуктами. В будние дни часов в шесть-семь вечера улица Грановского заполнялась черными автомобилями. Высшие чиновники заходили в так называемую столовую с озабоченным видом, а выходили с большими свертками, упакованными в плотную желтую бумагу и перевязанными бечевкой.
