Андропов восстановил все районные звенья госбезопасности, которые были расформированы его предшественниками, отделы госбезопасности на крупных предприятиях и в высших учебных заведениях. Андропов заботился о материальном благополучии своих подчиненных, и они отвечали ему полнейшей преданностью. Но еще больше были благодарны за то, что вырос престиж комитета. Разговоры о том, что творила госбезопасность при Сталине, отошли в прошлое. В истории органов остался только светлый образ рыцаря революции Дзержинского, и служба в КГБ стала завидной.
Брежнев поставил на важнейший пост полностью лояльного к нему человека. С этого направления Леониду Ильичу до самых последних дней ничего не угрожало. Тем не менее он ввел в руководство КГБ группу генералов, которые имели прямой доступ к нему и докладывали обо всем, что происходит в комитете. Они следили за Андроповым и друг за другом.
Главными ставленниками генсека в комитете были генерал Георгий Карпович Цинев, входивший в могущественный «днепропетровский клан», и генерал Семен Кузьмич Цвигун, который работал с Леонидом Ильичем в Молдавии.
Генерал Вадим Алексеевич Кирпиченко из Первого главного управления КГБ писал, что постоянное присутствие рядом Цвигуна и Цинева ставило Андропова в сложное положение. Он должен был на них оглядываться. А они оба что-то постоянно докладывали лично Брежневу. Иногда Андропов жаловался. Но терпел, не позволил себе поссориться со своими опасными заместителями.
«Андропов, — считает Чазов, — избрал самый верный путь — он сделал и Цвигуна, и Цинева своими самыми близкими помощниками, постоянно подчеркивая свое уважение к ним и дружеское расположение. Уверен в том, что Брежнев высоко ценил и по-своему любил Андропова, определенное значение имело и мнение двух его доверенных людей».
Андропов понимал, что за каждым его шагом присматривают. Он вроде бы неплохо относился к своему бывшему подчиненному по отделу ЦК Александру Бовину. Но когда КГБ перехватил письмо Бовина, который жаловался, что
вынужден тратить свой талант на службу ничтожествам, Юрий Владимирович поспешил доложить о письме Брежневу.
Еще один бывший подчиненный Андропова Георгий Арбатов пытался разубедить председателя КГБ: зачем нести письмо генеральному? Юрий Владимирович объяснил:
— А я не уверен, что копия этого письма уже не передана Брежневу. Ведь КГБ — сложное учреждение, и за председателем тоже присматривают. Найдутся люди, которые доложат Леониду Ильичу, что председатель КГБ утаил нечто, касающееся лично генерального секретаря.
Вместе с Андроповым пришла из ЦК небольшая группа помощников.
«Держались они на первых порах тесной стайкой, — вспоминал генерал Кирпиченко, — и все старались выяснить, нет ли вокруг Юрия Владимировича недоброжелательности или, не дай бог, не зреет ли какая крамола. Эта группа была предана ему лично и стремилась всеми доступными средствами работать на повышение его авторитета, что порой выглядело даже смешным и наивным из-за прямолинейности в восхвалении достоинств нового председателя».
Андропов любил в разговорах с сотрудниками поругать какого-то начальника среднего звена, ожидая, что в ответ скажет собеседник. Наверное, он нуждался в дополнительной информации о тех людях, которые окружали его. Юрий Владимирович хотел знать все о людях, с которыми работал, и выслушивал любую информацию о них, от кого бы она ни исходила.
Пятое управление
Андропов расширил сеть местных органов КГБ и образовал новые управления в центральном аппарате, чтобы надежнее охватить все стороны жизни страны. Но он сразу выделил главное, с его точки зрения, звено — контроль над духовным состоянием общества. Венгерский опыт подсказывал ему, что главная опасность социализму исходит от идеологической эрозии.
Через полтора месяца после прихода на Лубянку, 3 июля 1967 года, Андропов отправил записку в ЦК, в которой живописует действия подрывных сил, направленных «на создание антисоветских подпольных групп, разжигание националистических тенденций, оживление реакционной деятельности церковников и сектантов».
Новый председатель КГБ сигнализировал о том, что «под влиянием чуждой нам идеологии у некоторой части политически незрелых советских граждан, особенно из числа интеллигенции и молодежи, формируются настроения аполитичности и нигилизма, чем могут пользоваться не только заведомо антисоветские элементы, но также политические болтуны и демагоги, толкая таких людей на политически вредные действия».
Андропов предложил создать в центре и на местах подразделения, которые сосредоточились бы на борьбе с идеологическими диверсиями. 17 июля 1967 года политбюро предложение Андропова поддержало:
«Создать в Комитете госбезопасности при Совете Министров СССР самостоятельное (пятое) Управление по организации контрразведывательной работы по борьбе с идеологическими диверсиями противника. В КГБ республик, УКГБ по краям и областям иметь соответственно пятые Управления — отделы — отделения».
Чем занимались борцы против идеологических диверсий? Это прямые доносы на мастеров литературы и искусства, которые «подрывают авторитет власти». Поносились спектакли Театра на Таганке, Театра имени Ленинского комсомола — за «двусмысленность» и попытки в «аллегорической форме высмеять советскую действительность». Раздражало даже то, что «моральная неустойчивость отдельных людей стала весьма желательной темой некоторых работников кино и театров».
Вот отрывки из служебных записок Комитета госбезопасности:
«Вызывает серьезные возражения разноречивое изображение на экране и в театре образа В. И. Ленина. В фильме “На одной планете”, где роль Ленина исполняет артист Смоктуновский, Ленин выглядит весьма необычно: здесь нет Ленина-революционера, есть усталый интеллигент…»
«Трудно найти оправдание тому, что мы терпим по сути дела политически вредную линию журнала “Новый мир”… Критика журнала “Юность” по существу никем не учитывается, и никто не делает из этого необходимых выводов. Журнал из номера в номер продолжает публиковать сомнительную продукцию…»
Разве Комитету госбезопасности было поручено давать оценки театрам и литературным журналам? Но КГБ именно так понимал свою роль: шпионов было немного, и содержать ради них такой огромный аппарат было бы нелепо. Андропов и Пятое управление считали, что главная угроза для партийного аппарата и всей социалистической системы исходила от свободного слова.
20 декабря 1980 года председатель КГБ Андропов доложил в ЦК, что некоторые московские студенты намереваются провести митинг в память замечательного музыканта Джона Леннона из всемирно любимой группы «Битлз».
Никакого отношения к политике желание студентов выразить любовь к известной музыкальной группе не имело. Но как любое несанкционированное мероприятие считалось опасным для советской власти. Поэтому, успокоил Андропов товарищей по политбюро, Комитетом госбезопасности «принимаются меры по выявлению инициаторов этого сборища и контролю над развитием событий».
Многие документы Пятого управления КГБ преданы гласности, и можно судить о том, чем оно занималось в реальности. В одном из отчетов сообщалось, например, о том, что Пятое управление собирало материалы на лауреата Государственной премии драматурга Виктора Сергеевича Розова и философа, будущего народного депутата СССР Юрия Федоровича Карякина. Включило в состав олимпийской делегации СССР шестнадцать агентов (агентов! не охранников, то есть заботилось не о безопасности спортсменов, а собиралось следить за ними). Получило информацию об обстановке в семье Героя Социалистического Труда композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича и материалы об идейно незрелых моментах в творчестве писателя-сатирика Михаила Михайловича Жванецкого. Завело дело на выдающегося ученого-литературоведа Сергея Сергеевича Аверинцева. Проверило советских граждан, которые имели контакты с художником Святославом Николаевичем Рерихом во время его приезда в СССР…
