Ты никогда не задумывался, почему события развиваются тем или иным образом? Их ход зависит от переплетения мысленного и реального мира, в котором они происходят, от воли пространства.
Так вот, воля того пространства, в котором ты сейчас находишься, невероятно сильна. «Веретено» не имеет разума. Оно лишь ограждает себя от разрушительного воздействия чужих желаний. Оно ловит их, прядет из них пряжу, невидимую и неосязаемую, но изумительно прочную. Здесь не возможны ни добро, ни зло. Моральные категории чужды «Веретену» так же, как и понятия «жизнь» и «смерть». Каждый сталкивается здесь лишь с тем, с чем желает столкнуться. Но стоит этому желанию исчезнуть, как наваждение рассеивается.
Ты выбрал хорошее место, священник. Заставь своих воинов желать битвы — и они будут сражаться… Заставь их искать смерти — и они будут умирать… Но помни: до тех пор, пока ты не решишь преподать урок, ты должен держать их желания, любые желания под контролем — впрочем, для телепата с волей, подобной твоей, это не трудно…»
Голос Солайтера звучал в его сознании все тише и наконец вовсе исчез. Рой немного постоял, ожидая продолжения, но, как видно, «аудиенция» была закончена. Ждать было нечего. Он нашел то, что искал. Теперь дело оставалось за малым: переворошить Легион стражи, словно жухлую листву, превратить новобранцев в настоящих воинов.
Священник подозвал лорса и, взяв под уздцы, направился в город.
* * *
Минули еще один день и еще одна ночь, прежде чем начальник стражи отдал приказ. Промедление объяснялось простой и обыденной причиной, а именно закупкой провианта, которой он, как обычно, руководил. Аппетит у новобранцев был завидный, и снеди требовалось изрядно. Пять мешков первосортной пшеницы, сорок мер мяса, двадцать головок сыра, дюжина свиных окороков… И это всего лишь на пять дней. О, святые угодники!
Купцы оказались на редкость прижимистыми, а средств — на редкость мало. Так что с Дигра семь потов сошло, пока удалось договориться о покупке. Он торговался, как черт, на чем свет ругал предлагаемый товар и клялся страшной клятвой, что откажется от сделки, если достопочтенные не сбросят цену хотя бы на треть. Купцы чинно качали головами, но на попятный шли крайне неохотно. Когда, наконец, соглашение было достигнуто, Рой чувствовал себя так, словно побывал в зубах у глита. С огромным облегчением он спровадил купцов из караулки у ворот лесного лагеря (именно там проходили переговоры) и вышел на залитый осенним солнцем внутренний двор. Потом пощелкал языком, и из конюшни грозовой тучей вылетел Кир. В следующее мгновенье Рой уже был седле.
Священник пришпорил скакуна и помчался в гарнизон. Оказавшись за его массивными стенами, Рой вызвал к себе кентуриона Марка по кличке Крысобой и приказал второй кентурии собираться в поход.
Взвыли сигнальные рога. Такого переполоха и суеты Дигр не видел за всю свою жизнь. Новобранцев охватила паника: отовсюду доносились испуганные возгласы, нелепые слухи множились с невероятной скоростью.
Рой решил не отказывать себе в удовольствии и, надев серую монашескую рясу, вышел из офицерского дома. Как он и предполагал, на него никто не обратил внимания.
Вскоре выяснилось, что паника была вызвана двумя обстоятельствами: страхом (вдруг придется сражаться с нечистью!) и незнанием. Полным непониманием того, как поступать в случае объявления тревоги, куда бежать и за что хвататься. И со всем этим предстояло справиться в самое ближайшее время!
Наконец, кентурия с горем пополам построилась, образовав нечто вроде трапеции (хотя по первоначальному замыслу строй должен был представлять из себя идеальный прямоугольник). Рой встал перед строем и, скинув капюшон, произнес напутственную речь.
— Легионеры, — сказал он, — сегодня вам предстоят серьезные испытания. Желаю вам пройти их с честью и вернуться живыми!
Новость оказалась не слишком ободряющей. Тяжелый вздох прошелестел над воинством, и десятки взглядов впились в Дигра. Не испытывал замешательства лишь кентурион. Для него все, что связывалось с походами, кровью и военными лишениями, было всего лишь обыденной работой. Крысобой взмахнул значком, на котором красовался герб республики Метс, и, выхватив зловещего вида тесак, указал в сторону ворот гарнизона:
— Не разочаруйте меня!
Его хриплый голос вогнал молодняк в еще большее уныние. Кентурия дрогнула и неверным шагом направилась на ратные подвиги.
Глава 4
С’тана
Как же он их всех ненавидел! От одной только мысли об Атвианском союзе, мертвенно-бледное лицо мастера Голубого Круга покрывалось пятнами. Человечки! Никчемные, пустые человечки, возомнившие себя властелинами мира. Что могут они противопоставить ему, могущественному и великому повелителю, которому подчиняется сама Природа? Ему, способному своей волей превратить мозг любого из них в дымящиеся угли!
Лицо мастера искажала презрительная гримаса. Он сидел напротив огромного экрана и с отвращением наблюдал за перемещающимися по нему маленькими фигурками.
Зал, в котором находился мастер, был огромен. Сотни факелов освещали его, но не могли разогнать мрак. Тьма клубилась в углах, заползала в трещины и выбоины в стенах, вила гнезда под куполом. В камине, занимавшем чуть не всю стену, пылали поленья, но и в пламени угадывалось ее присутствие. Огненные языки поднимались к верхней балке камина, однако в зале оставалось холодно и сыро. И С’тана, подобно грифу, втягивал голову в сутулые плечи и поминутно дышал на ладони.
Но все его усилия не приводили ни к чему. Он никогда не мог согреться. Холод и смерть являли само естество мастера. Его сознание походило на сосуд, наполненный отравленным вином. Сильное и независимое, оно было способно лишь на убийство.
С’тана давно следил за Нагрокалисом. Интерес адепта Нечистого был не случаен: именно с этого города он намеревался начать наступление своих сил. При помощи экрана мастер мог войти в любой дом, в любую душу.
Он мог взглянуть на мир чужими глазами, услышать биение чужого сердца, узнать самую сокровенную из тайн.
Остров, где обосновался мастер, вполне гармонировал с характером своего хозяина. Манун походил на огромное черное животное, которое корчилось в агонии. Завидев скалистый берег, многие заблудившиеся мореплаватели спешили изменить курс, но это удавалось далеко не всем…
— Рогм! — прогремел С’тана, чуть привстав с вырубленного в камне кресла.
Дверь, обитая тяжелыми золотыми пластинами, отворилась, и на пороге появилось отдаленно похожее на человека существо в черном кожаном одеянии, повторяющем контуры тела. Длинное и приплюснутое, отливающее синевой лицо с вдавленным носом ни выражало ни одной эмоции, только черные и блестящие, точно бусины, глаза были напоены такой ненавистью, что даже сам С’тана избегал погружать в них свой студеный взгляд.
Рогм поклонился и, приблизившись к мастеру, остановился на почтительном расстоянии. На плече слуги покоилась короткая секира, и С’тана поймал себя на том, что оценивает, сможет ли эта секира до него достать.
