Кеара с досадой посмотрела на него, и Ильнар широко улыбнулся:
— Да шучу я, шучу.
— И опять не смешно, — вздохнула девушка. — Ладно. Обещала — выполняю.
Она глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, потом решительно наклонилась, быстро чмокнула его в щеку и тут же выпрямилась с совершенно независимым видом:
— Доволен?
— Нет, — честно ответил Ильнар. — Ты же обещала два раза.
И, стремительно наклонившись, поцеловал ее сам. Время словно замерло, ее дыхание пахло мятой и апельсинами, по позвоночнику снова побежали искорки… а потом его треснули сумочкой по шее, и он со смехом отстранился, а потом и вскочил — разгневанная невеста явно не так представляла себе обещанный поцелуй. Гнаться за ним она не стала, но отозвалась о его выходке в таких выражениях, что Ильнару снова стало смешно.
— Эй, ладно-ладно, я тоже извиняюсь! — Кеара шипяще выдохнула, и он повторил более уместным тоном: — Ну правда, извини.
Девушка сердито фыркнула, но ругаться перестала. Ильнар осторожно вернулся обратно, встал сзади, чтобы между ними оказалась спинка скамейки. Некоторое время он молча смотрел на макушку невесты, а потом вдруг предложил:
— А давай сбежим?
Кеара удивленно запрокинула голову, чтобы посмотреть на него. Глаза ее в полумраке сада казались темными и глубокими, и в них отражались гирлянды огоньков.
— Куда?
— Не куда, а откуда. Ну его к Змею, этот бал. Просто прогуляемся, я провожу тебя, а потом пойду домой и лягу спать. Честно обещаю не приставать с поцелуями.
Кеара недоверчиво хмыкнула, но поднялась со скамейки. Ильнар взял ее за руку, огляделся, и повел к другому выходу, рассудив, что идти через бальный зал будет плохой идеей. Незамеченные никем из гостей, они добрались до гардеробной, надели пальто и выскользнули через один из боковых выходов в сад.
* * *
Половина дворцового парка была закрыта для посещения, здесь было тихо и сумрачно. Дорожка, вымощенная округлой галькой в три цвета, раскручивалась плавной спиралью, на ветвях заснеженных деревьев перемигивались крошечные цветные огоньки. Призрачное сияние Внешних колец и голубоватый свет фонарей придавали саду удивительно сказочный вид, и Кеара в длинном, почти до земли, белом пальто была похожа на героиню какой-то древней легенды о магических временах — не то фея, не то древесный дух. Хотелось коснуться ее просто для того, чтобы убедиться, что она реальна и не растает от одного прикосновения.
Словно почувствовав его взгляд, девушка повернула голову.
— Здесь красиво. В монастыре тоже большой сад, и я любила там гулять, особенно зимой. Есть в этом что-то волшебное, кажется, что деревья спят, а я подсматриваю их сны…
Сны деревьев? Ильнар огляделся с невольным интересом. Интересно, что же деревьям может сниться? Лето? Птицы? Бабочки?
«Гуляющие идиоты, — неожиданно проворчал маг. — Вызови уже такси и езжай домой. В этих кустах кто угодно может прятаться».
Кусты действительно были хороши — пышные, припорошенные снегом. Ильнар прислушался к собственным ощущениям, дар опять молчал, предчувствие неприятностей улеглось, изредка подавая сигналы откуда-то из глубин подсознания. Впрочем, если бы ему грозили серьезные неприятности вот прямо сейчас, Эл бы не выпустил его из поля зрения.
А значит, можно пока что не портить себе остаток вечера и настроения.
Таро раздраженно умолк. Кеара снова рассказывала о монастыре и саде, и интуит только кивал, вполне довольный тем, что можно немного помолчать. Злость на Тео притихла, приглушенная умиротворящим пейзажем. Деревья, кусты, почти зима, приятная девушка рядом, снежные хлопья, белыми мотыльками порхающие вокруг фонарей…
— А та девушка, о которой говорили твои сестры… Какая она была?
Ильнар вздрогнул. Вопрос застал его врасплох, и тем удивительнее было не почувствовать в ответ обычного глухого раздражения. Печаль — да, светлую, легкую, как прикосновение крыльев стрекозы. Боль — немного, словно дала о себе знать старая травма. Но ни капли той застарелой, черной тоски, эхо которой все эти годы давало о себе знать.
— Она была… — он умолк, пытаясь подобрать слова. — Необыкновенная. Легкая. Живая.
— Красивая?
— Да, но… это все неважно. То есть, важно, конечно, очень красивая, но она еще была… настоящая, что ли… без притворства. Понимаешь?
— Понимаю, — Кеара задумчиво кивнула, смахнула с ресниц налипшие снежинки и серьезно взглянула на него снизу вверх. — Ты ее любил.
Любил, да. Ильнар повторил это слово про себя, словно пробуя на вкус, и почти ощутил, как касается губ горьковатый аромат вишневого дыма.
Любил. Все правильно, именно так — в прошедшем времени.
— Расскажешь?
Она не улыбалась, смотрела серьезно и внимательно, и Ильнар сперва хотел отмахнуться, просто по привычке, как отмахивался от подобных разговоров все эти годы… а потом вдруг кивнул.
И рассказал. О том, как пять лет назад пришел работать в оперативный отдел — не так уж и давно, а по собственным ощущениям, он был тогда совсем мальчишкой. О единственной девушке среди оперативников — девушке с невозможно яркими глазами и нахальной усмешкой. О том, как он влюбился окончательно и бесповоротно, как ему казалось, и о том, как они были счастливы вместе — целых шесть месяцев.
А потом — больница. Операционная. Бессонные ночи. Выматывающее ощущение собственной беспомощности и бесполезности, когда хотелось бить кулаками о стены и кричать — просто для того, чтобы что-то делать. Страшный, смертельный диагноз. Ее шепот: «Отпусти меня. Пожалуйста».
Она уехала — в Аллитор, на другой конец страны. Он рвался ехать следом, но она запретила, велела запомнить ее молодой и красивой. Он запомнил, и думал о ней, каждую минуту своего времени, надеялся, сам не зная на что…
А через два месяца пришло письмо о ее смерти.
— Я тогда сам чуть не умер, — Ильнар криво усмехнулся, заново переживая события четырехлетней давности. — Кир не дал. Вернее, как раз дал — по морде. Хорошо так врезал. И сказал, что если я ее действительно любил, должен жить за двоих. Вот и… живу теперь, — он снова попытался улыбнуться.
Он и сам не вполне понимал, зачем рассказал все это, и тем более — зачем рассказал Кеаре. Несколько минут они шли молча, впереди показался выход из сада, и Ильнар уже начал прикидывать, что, пожалуй, действительно стоит вызвать такси, как вдруг девушка неожиданно остановилась.
— А я любила маму, — произнесла она. — Когда она умерла… Так страшно, оказывается, терять близкого человека. И до сих пор страшно.
Она умолкла, и Ильнар открыл было рот, чтобы ответить — что сказать он не знал, и скорее всего, вышла бы какая-нибудь шаблонная банальность. Но невеста неожиданно покачала головой:
