Кир подошел ближе.
— В чем проблема?
— В излишней самоуверенности и недостатке знаний, — вздохнул сферотехник. — Я не могу выйти из контура, все тут же рухнет.
Волки снаружи продолжали беситься, каждый удар о щит заставлял Ильнара болезненно морщиться. Кир проследил его взгляд.
— Они не любят солнце, с рассветом спрячутся. Дотянешь?
Интуит пожал плечами, силовые нити натянулись и угрожающе завибрировали. А может, щит и не рухнет. Просто потому, что одного желания выйти тут, кажется, не хватит, слишком мощный поток. Ему придется торчать тут, как мухе в паутине…
— Щит тянет из него энергию, — глухо произнес Эл. — Понемногу, но тянет.
Майор нахмурился, присел рядом на корточки.
— А стимулятор?
Доктор подобрал отброшенный шприц, покрутил в руках.
— Еще одна, максимум, две дозы, и сердце остановится.
Как-то очень резко и остро пришло ощущение, что вокруг зима, мороз и снегопад, и одной футболки уже маловато. По спине побежали мурашки, Ильнар зябко повел плечами и, ни к кому не обращаясь, пожаловался:
— Холодно.
Эл стремительно поднялся на ноги и почти сразу вернулся со спальником и аптечкой.
— Надеюсь, эта дрянь хотя бы не ядовитая? — хмуро уточнил он, поливая царапины дезинфицирующим раствором.
Кир покачал головой и тоже встал.
— Разожгу костер.
Бинтовать руку возможности не было, и доктор, кое-как промокнув царапины ватным тампоном, осторожно укутал друга расстегнутым спальником и пошел помогать Киру с костром. Ильнар, наблюдая за ними, лениво размышлял о том, что после его магических упражнений один костер и впрямь ничего не изменит. Сияние купола было видно даже невооруженным глазом, не говоря уже об облепивших его бабочках. Сверху все это, наверное, смотрится шикарно. Интересно, Лейро уже вылетел за ними? И если да, что ему помешает сбросить сверху пару зажигательных снарядов?
Ильнар зажмурился и пару раз моргнул. Побочный эффект стимулятора — теперь будет хотеться спать. Кофе бы сейчас, но кофе, кажется, с собой не было. Сквозь купол виднелись темные силуэты волков. Бросаться на щит они перестали, но непрерывно бродили туда-сюда вдоль стены, время от времени рыча и рявкая. И, кажется, их стало больше.
И все-таки — кто ж их так назвал? Пожалуй, стоит спросить специалиста.
— Кир, а почему они волки?
Майор обернулся с куском какого-то ящика в руках и недоуменно сдвинул брови:
— В смысле?
— В смысле названия. Они ж не похожи.
Он кивнул на лежащую у стены купола тушу. Тварь действительно не была похожа на волка, скорее, на помесь дикобраза со скорпионом. Правда, сейчас шипы, топорщившиеся вокруг морды и вдоль хребта, опали и прижались к игольчатой шерсти, а шкура мертвого зверя потускнела и из снежно-белой с фиолетовым отливом стала зеленоватой.
Кир проследил его взгляд, пожал плечами и вернулся к попыткам сложить костер из подручных материалов. Дров под щитом, разумеется, не было, но в вагоне, помимо ящиков, неожиданно нашлись деревянные детали. Интересно, защитные чары дадут им загореться?
— Какая разница? Четыре лапы, зубы и хвост — чем не волк?
Интуит упрямо мотнул головой:
— У волков хвост совсем другой.
У застреленной твари хвост оказался в полтора раза длиннее тела, и покрыт он был не шерстью, а жесткими треугольными пластинками. На конце кисточкой топорщились шипы. Так вот чем его достали…
Это оказалось неожиданно смешно, но на смех уже не было сил, только на едва слышное нервное хихиканье.
— Иль, ты чего?
Беспокойство Эла оказалось еще смешнее. Дышать сквозь смех было тяжело, казалось, на грудь легло что-то тяжелое. Но и не смеяться было невозможно.
«Успокоительное».
— Мне нельзя… усп… успокоительное, — задыхаясь, выговорил интуит. — Усну ж…
Уснет — и упустит весь щит, и волки, которые не волки, придут и всех съедят. В сказках волки всегда всех едят. И даже глупых сферотехников, возомнивших себя крутыми магами.
— Эл… — он сам едва слышал свой голос, но остатки разума требовали действовать — или хотя бы просить помощи, раз уж действовать сам он не мог. — Сделай… со мной… что-нибудь…
Сознание плыло. Он словно сквозь сон осознавал, что его усадили поудобнее, оперев спиной на рюкзаки, и попытались напоить чаем. Удалось сделать пару глотков, стало немного легче. Мама в детстве тоже поила его чаем во время болезни…
Наверное, это был уже бред. Ненадолго показалось, что дана Элинда здесь, сидит рядом с кроватью, гладит по голове, и шепчет, что все будет хорошо. Ох, мама, знала бы ты…
Или нет, лучше ей не знать.
Ильнар снова потряс головой, стараясь открыть глаза. Сколько времени уже прошло? Только не спать, нельзя, и успокоительное нельзя, и стимулятор нельзя тоже…
Мир вокруг то замирал, то начинал вращаться, пару раз он едва не упал, но чьи-то руки удержали. Костер всё-таки загорелся, время тянулось и тянулось, но зимой солнце встает поздно, и шансы дотянуть до рассвета таяли с каждой минутой. В какой-то момент Ильнар очень четко осознал, что умирает. Сил едва-едва хватало на дыхание, он уже не сидел, а полулежал, левая рука по-прежнему мертвой хваткой стискивала проволоку, правая, прошитая насквозь силовыми нитями, тянулась вверх к куполу. Щит тянул силы, медленно, по каплям, но их и так оставалось очень мало.
В поле зрения возник Эл, бледный и взлохмаченный, его глаза в неровном свете костра казались совсем черными. Как же он все-таки похож на сестру…
А ведь она так и не ответила.
Вот он сейчас возьмет и умрет, и за кого она пойдет замуж?
В голове всплыл образ невесты, она недовольно нахмурилась, губы шевельнулись: «Дурак».
Как есть дурак.
— Эл…
— Что?
— Передай ей… Скажи… что я ее люблю.
Доктор на секунду замер, а потом зло тряхнул друга за плечи, заставив силовые нити сердито загудеть:
— Сам скажешь!
— Больно же…
Вышло, кажется, совсем жалобно. Вдруг стало ужасно жалко — и Кеару, которая почти осталась без жениха, и Эла, и себя самого, подвешенного на энергетической паутинке, как букашка. Вот только букашке жизненно важно разорвать паутинку — а он прилагает все силы, чтобы этого не случилось.
Идиотская ситуация. И бросить бы все — но от целостности щита зависит не только его жизнь. И пусть тяжело, пусть больно, но он не сдастся. И нужно заставить себя открыть глаза и даже можно попытаться улыбнуться…
В следующий миг в щит снаружи ударила волна огня, сметая плетение. Ильнар на пару мгновений ослеп и оглох, в позвоночник словно вонзился ледяной штырь, дышать стало невозможно, и больно, змеевы потроха, как же больно! Он заорал, как только смог вдохнуть, но почти сразу стало легче.
