— Обычный обочечник. Змей с ним, пошли дальше.
Майор задумчиво перевел взгляд на каона, и тот раздраженно пояснил:
— Ты не на маршруте пограничников и тем более не в городе, людей, кроме нас, тут нет. Зато тварей столько, что гранат на всех точно не хватит.
Ильнар с проклюнувшимся любопытством поглядел на тень. И что оно делает, интересно? Ориен, видя, что спутники не спешат уходить, пожал плечами, а потом подобрал ветку и швырнул точно в центр круга.
Снег взвился вверх. Интуиты резко отшатнулись, Кир остался на месте, и Ильнар сообразил, что за пределы круга тварь не выходит. Несколько секунд под деревьями кружился и бился сплошной серо-белый вихрь высотой со взрослого человека, потом снег опал и затих. От брошенной Ориеном палки на поверхности осталось лишь несколько щепок.
— Мелкая дрянь, питается всякими мышами и белками, но ногу откусить тоже может, — прокомментировал Ориен. — Налюбовались? Пошли уже.
— Я думал, они встречаются только летом, — проговорил Кир, возвращая гранату на место. Каон пожал плечами:
— Тут им хватает магии, чтобы не спать зимой. Теперь ясно, почему нужно идти по центру? — Ориен обернулся на интуитов. Эл молча кивнул, Ильнар пожал плечами, и каон добавил: — Это не шутки, парни. Если кого-то ранят, его останется только бросить. Иначе сдохнем все вместе, потому что из города с раненым на руках мы до ночи не выберемся.
Ильнар покосился на друга детства. Доктор лишь стиснул зубы и проводил каона нехорошим взглядом, но спорить не стал. Ильнар и без слов прекрасно понимал, что первый вариант Эла не устраивал категорически. Второй был ничуть не лучше, так что оставалось третье — смотреть под ноги, слушаться специалиста и не нарываться.
Сдохнуть по собственной глупости, не дойдя до цели самую малость, было бы весьма обидно.
* * *
Алем проявлялся в реальности медленно, словно нехотя. Деревья росли все дальше от дороги, стены между ними становились выше, на месте леса проступали контуры домов — графитно-серый камень, изогнутые линии куполов. Кое-где развалины были оплетены плющом, темно-алые листья отчетливо шевелились при полном безветрии, и чем дальше, тем больше окружающий мир напоминал рисунок углем на белой бумаге, на который по неосторожности брызнули кровью.
Совсем скоро деревья пропали, полностью уступив место зданиям — округлым, в пять-десять этажей, со множеством высоких, узких окон. Каждую башню венчал купол, формой напоминавший луковицу. От большинства из них остались лишь черные остовы опор, но кое-где мерцали полосы светлого металла, отражавшего дневной свет так, словно над городом стояло солнце и никаких маскировочных чар не было и в помине. Местами купола были стеклянными, кое-где сохранилось стекло и в окнах, но большинство домов смотрели на путников темными слепыми провалами, подернутыми молочно-белой дымкой, а оплетавший здания плющ создавал иллюзию, что из окон течет кровь.
Между домами тоже клубился туман, и чем дальше путники продвигались в город, тем плотнее он становился, заставляя незваных гостей держаться поближе друг к другу. Совсем скоро видимость упала шагов до пятидесяти, дальше — сплошное облако, мерцающее изнутри огнями. Как ни странно, вперед улица просматривалась хорошо, но справа и слева разглядеть удавалось лишь темные фасады. Из тумана доносились то скрипы и скрежет, то стоны и плач, то голоса — казалось, что где-то там, в развалинах, все ещё находятся люди. Проверять это никому не хотелось, и так ясно, что за двести лет живых людей в городе не осталось. А встречаться с неживыми явно не стоило — Ориен коротко упомянул о призраках, отпечатках сознаний погибших в Катастрофе людей, которые по своим повадкам мало чем отличались от летучих медуз.
— Днем они не высовываются, но ночью… — Каон оглянулся на очередной дом, взвывший особенно протяжно, и понизил голос. — В общем, гулять тут опасно.
Улицу перегораживали то груды камней, то остовы механизмов, а может, и останки древних транспортных средств — снег и заросли вездесущего плюща превращали все в аккуратные неопознаваемые холмики. Таро, кажется, вспоминал место, но Ильнар упрямо отгонял от себя видения из прошлого. Вряд ли эмоции, связанные с последними днями города, могли бы чем-то помочь, а вот утащить в очередной приступ запросто.
Несмотря на завалы и плющ, идти было довольно легко. Дорога стала шире, материал остался тот же — мерцающий белый камень. За прошедшие века на кладке не осталось ни щербинки, деревьям и кустам приходилось ютиться на крошечных пятачках, когда-то бывших клумбами и газонами. На одном из перекрестков путники наткнулись на такую «клумбу». Жутковатое зрелище: два десятка деревьев изо всех сил пытались отвоевать себе место под сомнительным здешним солнцем, кривые черные ветки тянулись далеко за пределы огороженного заборчиком круга, скрюченные стволы переплетались, вжимались друг в друга, словно пытались выпихнуть конкурентов на неприветливую мостовую. Они хотели выжить, любой ценой, и как бы Ильнар ни убеждал себя, что растения не обладают чувствами людей, он кожей ощущал исходящую от деревьев ненависть — друг к другу, к миру, к потревожившим покой города путникам…
Эл явно чувствовал то же самое. Ильнар на миг ощутил желание друга приблизиться к больным деревьям, помочь, утешить, как он всегда утешал пациентов…
— Не подходи, — одернул Ориен и для пущей убедительности поймал доктора за руку. — Сожрать не сожрут, но энергию тянуть они умеют. Видишь, там даже плющ не растет!
— Почему он вообще тут растет? — Эл дернул плечом, освобождаясь, и обновил ментальный блок, до Ильнара донеслось легчайшее дуновение энергии. Каон покосился на ближайшее здание, оплетенное темно-красными листьями до третьего этажа, и пожал плечами.
— Он питается в основном магией, как и все, кто тут живет. Но и падалью, если что, не брезгует. Вон, видишь ягодки? Приманивает мелких зверушек, их тут много — живут, дохнут… А плющ растет дальше.
Зверушек тут действительно хватало, и ни туман, ни голоса их не пугали. В зарослях плюща то и дело шныряли существа, похожие на бесхвостых крыс, с карнизов и ветвей срывались стаи птиц — белых, некрупных, напоминающих голубей, но с тонкими острыми клювами. Один раз дорогу пересекла процессия крабов: некрупных, с суповую тарелку, льдисто-прозрачных — можно было разглядеть, как под мерцающим панцирем бьется сердце и пульсируют сосуды. Крабов пришлось пропустить — Ориен сообщил, что они, как и плющ, скорее падальщики, чем хищники, но если стаю разозлить, то могут и наброситься, а клешни у них преострые.
Кое-где попадались уже знакомые снежные бабочки, но приближаться к путникам они не спешили. Каон сообщил, что это хороший знак — маскировка работала, и даже тонкое чутье бабочек не улавливало присутствия людей. Это радовало — но не сильно.
После часа, проведенного в Алеме, Ильнар чувствовал себя так, словно топал без перерыва весь день. Стало ощутимо холоднее, даже магический жар не спасал от пробирающегося под куртку мороза. Казалось, что кто-то, хищный и невидимый, пьет исходящее от тела тепло, пьет жадно, безуспешно пытаясь согреться, но в человеческом теле тепла не так уж много, жаль, жаль… А из неициированных почти ничего не вытянешь…
