– Вряд ли бы тебе удалось перебежать ей дорогу, – хмуро сказал я. – Таня неплохо повеселилась на мой счет и исчезла, не оставив ни ответа, ни привета. По правде говоря, я не хочу даже слышать о ней.
Глаза Ани округлились от удивления.
– Так ты что, ничего не знаешь? – спросила она с какой-то странной интонацией, на которую я, раздраженный ковырянием в старой ране, не обратил внимания.
– А что я должен знать? – поинтересовался я. – Твоя подруга назначила мне свидание и так и не появилась. С тех пор о ней ни слуху ни духу.
– Таню убили, – тихо сказала Аня. – Она не пришла на свидание с тобой потому, что уже не могла этого сделать.
Я оторопел.
– Убили? – недоверчиво спросил я.
– А ты действительно ничего не знал? – в свою очередь переспросила Аня.
– У меня не было ее телефона, – растерянно объяснил я. – Я не знал, где ее найти. Я думал, она меня бросила. Как это случилось?
– Ей отрезали голову, – с еще не утихшей болью в голосе сказала Аня. – Тело вместе с головой бросили на железнодорожное полотно, видимо надеясь, что его переедет поезд. Я точно не знаю, что произошло, но, по-моему, Таня каким-то образом оказалась замешана в криминальных разборках. Она туманно намекала на какие-то тайны, что ей грозит опасность, но я не обращала внимания, думая что это – просто фантазии.
Захлестнувшее меня чувство вины и стыда почти заставило застонать от горя. За эти месяцы чего я только не передумал о Тане, обвиняя ее во всех смертных грехах, а она, не сделав мне ничего плохого, закончила жизнь на железнодорожных путях с отрезанной и отброшенной в сторону головой.
Мне было так плохо, что я чувствовал, что просто не в силах продолжать разговор.
– Извини, но мне нужно домой, – сказал я.
Аня, казалось, понимала мое состояние.
– Мы могли бы встретиться еще раз? – спросила она.
– Да. Только не сегодня, – сказал я, нетвердой рукой выводя на обрывке бумаги номер своего телефона.
Мы с Аней начали встречаться. Она нравилась мне, но, похоже, я нравился ей гораздо больше. Больше всего меня поражал в Ане ее типично мужской стиль поведения.
Принимая участие в «мужских разговорах» со школьными товарищами, я приобщался вековому опыту обольщения женского пола.
– Если ты идешь с девушкой по дороге, – говорил один знаток, – и видишь перед собой крышку канализационного люка, обними ее за талию и скажи: «Осторожно, не споткнись. Там канализационный люк».
– Если ты переходишь с девушкой дорогу, возьми ее за руку и скажи: «Осторожно, не споткнись о край тротуара», – добавлял другой.
– Если ты сидишь с девушкой в кино, обними ее и положи руку ей на плечо, – советовал третий.
Словно подслушав наши разговоры, Аня, завидев канализационный люк, обнимала меня за талию, говоря:
– Не споткнись, дорогой. Там канализационный люк.
При переходе через улицу она заботливо брала меня за руку, напоминая:
– Осторожно. Не споткнись о край тротуара.
Во время киносеансов она неизменно проявляла инициативу, обнимая меня и кладя руку мне на плечо.
Хотя и без всех этих ухищрений я испытывал к Ане довольно сильное влечение, воспоминания о Тане продолжали меня терзать безотчетным чувством вины, и в глубине души я не мог предать ее память, заведя роман с ее лучшей подругой.
Постепенно наши отношения сошли на нет, оставив в моей душе смутное чувство печали, вины и сожаления.
– Вот, пожалуй, и все, – закончил я. – Наверное, можно было бы вспомнить еще что-то, но это будет уже позже и не оставит в моей душе такого глубокого следа.
– Для начала этого достаточно, – сказала Лин. – Уже слишком поздно, и, прежде чем начать перестраивать кирпичики твоей модели мира, нам обоим нужно отдохнуть.
Только сейчас я заметил, что за небольшим окошком времянки уже сгустилась и налилась чернотой ночь без луны и звезд. Воздух был влажным, и ощущение хотя и невидимых в темноте, нависших над крышей нашего убежища туч смутно ассоциировалось с тревожащим и печальным чувством, навеянным воспоминаниями.
Кореянка мягким, но решительным жестом уложила меня на кровать. Скользнув ко мне под покрывало, она обняла меня, прижавшись всем телом.
– Завтра будет новый день, – шепнула она, – и завтра ты станешь другим. У тебя осталась только одна ночь, чтобы попрощаться со своими старыми воспоминаниями.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Ты собираешься стереть мою память?
– Какой ты любопытный! – усмехнулась Лин. – Твое настороженное отношение к женщинам звучит даже в этом вопросе. Это лишь в ЦРУ лишают людей памяти ради достижения нужных результатов. Спокойные не стирают воспоминания. Они лишь меняют фокус внимания, перестраивая их таким образом, чтобы соответствующий кирпичик модели мира прочно встал на свое место и принял нормальную форму.
– А нельзя ли чуть-чуть подробнее? – попросил я.
– Нельзя, – отрезала Лин. – Завтра – значит, завтра. Спешка укорачивает жизнь.
Я попытался заснуть, но сон не приходил.
Мое тело автоматически меняло позиции, когда это делала Лин, потом она, как обычно, откатилась от меня на другой край постели.
Я погрузился в тревожную полудрему, наполненную кошмарами. Мне снилось тело Тани, лежащее на железнодорожных путях, поезд, неотвратимо надвигающийся и перемалывающий его колесами, и окровавленная голова, скатывающаяся под откос.
Эти видения сменились сценой в доме Вероники. На этот раз обнаженная девушка подкрадывалась ко мне с огромным кухонным ножом, и я, в последний момент заметив опасность, ударил ее изо всех сил, спасая свою жизнь.
Она вновь лежала на кровати, но на этот раз у нее изо рта и ушей текла кровь, и я не знал, жива она или уже мертва.
Видимо, я закричал во сне, потому что Лин проснулась и пододвинулась ко мне.
– Спи, – прошептала она. – Не позволяй воспоминаниям мучить тебя.
Я почувствовал ее тепло. Она была реальна, и она находилась рядом со мной. Все остальное не имело значения.
Глава 11. Темная сторона «я»
– Говоря о кирпичиках модели мира, – сказала Лин, – Спокойные подразумевают нечто, в большей мере поддающееся осмыслению и осознанию на интуитивном уровне, познающееся через медитации, относящиеся к упражнениям нити жизни.
Однако прежде, чем переходить к интуитивному осознанию этого понятия, надо попытаться дать ему словесное описание, если и не совсем точное, то хотя бы достаточно приближенное.
Итак, каждый кирпичик, заложенный в здание твоей модели мира, – это конгломерат, состоящий из установок, убеждений, вынесенных на основе какого-то прошлого опыта, и условных рефлексов, вызывающих к жизни специфические реакции и чувства в ситуациях, чем-то напоминающих опыт, на основе которого сформировался данный кирпичик. В него же входят записанные и закрепленные в подсознании чувства, ощущения, воспоминания, личная подсознательная интерпретация заложенного в его основание опыта, произведенная на базе ранее сформированных кирпичиков модели мира, и многое другое.
