— Я сделал ему чуток легче, — словно извиняясь за слабость, проговорил он.
Другой мужчина отвязал труп от выступа.
— Не это ли и отличает людей от химеры, — сказал он. — Мы убиваем прежде, чем сожрать самые лакомые кусочки.
«Да? — хотелось спросить Атону. — В самом деле?»
В начале шестого перехода отряд вышел к реке — вероятно, километрах в ста от начала пути. Узкая, но глубокая и быстрая водяная струя пересекала пещеру, образуя небольшую расщелину. Первая река, которую они видели в Хтоне, и выглядела она, пожалуй, сверхъестественно.
— Жребий, — сказал Старшой. — Если мы сможем ее пить…
Достали и перемешали гранаты. Процедурой заправлял Первоцвет. Пока Старшой строил всех в очередь, он сунул обе руки в мех с камнями, вынул два сжатых кулака, протянул их в лицо первому подошедшему — сурового вида женщине. Она шлепнула по левому кулаку. Там лежал обычный красный гранат. Женщина взяла его, надменно бросила обратно в мех и невозмутимо отошла в сторону.
Первоцвет опустил пустую руку в мешок и снова вытащил ее сжатой. Следующий в очереди снова выбрал левый кулак: второй красный гранат. Он с облегчением ушел.
Атон был третьим. Он выбрал ту же руку — ему достался роковой голубой обломок.
— Один есть, — сказал Старшой. — Надо бы еще одного, чтобы наверняка.
Из очереди выступила женщина. Это была Гранатка.
— Я пойду, — сказала она. — Без всякого жребия.
Старшой нахмурился, но перечить не стал.
Очередь рассеялась — до первой подобной ситуации. Гранаты убрали.
Старшой указал на воду.
— Пейте! — приказал он. — Сколько сможете. И наполните меха. — Он обратился к остальным: — Останемся с конденсатором. Мы еще не уверены.
Предупреждение было излишним. Вода могла оказаться ядовитой, в ней могли водиться какие-нибудь крохотные, твари, убивающие человека, или большие, подкарауливающие, когда он неосторожно войдет в воду. Хтон никогда не был безопасен.
Атон и Гранатка пили. Вода не была холодна, но по сравнению с извлекаемой из воздуха — свежа и приятна. Если они останутся в живых, остальные поймут, что источник безвреден.
— Пойдем вдоль реки, — предложил Первоцвет, — тогда нам не понадобится конденсатор. И меха.
Старшой взглянул на него:
— Вверх или вниз по течению?
Первоцвет развел руками:
— Понимаю твою мысль.
— Зато я не понимаю! — вмешалась черноволосая знакомая Атона. — Мы пойдем вверх по течению, у нас будет вода, и мы поднимемся наверх. Что-то не так?
— Если мы пойдем вверх, — спокойно объяснил Первоцвет, — то рано или поздно выйдем к слою пористого камня. Сквозь него просачивается влага и капает вниз, пока ее не собирается достаточно, чтобы стать потоком.
— В таком случае пойдем вниз! — сказала черноволосая женщина с нарочитым безразличием.
— Как скоро, по-твоему, мы доберемся до поверхности, если пойдем вниз?
Она с недоверием посмотрела на него:
— Толстый бочонок! Мы должны идти или туда, или туда.
— Мы пойдем пещерами, — сказал Старшой, отметая ее довод. — Пещеры
поднимаются, а ветер в них доказывает, что они куда-то ведут.
Отряд, уже не столь многочисленный, как прежде, перешел реку вброд и двинулся дальше. Туннели продолжали подниматься и расширяться. Свечение на стенах уменьшилось, воцарился полумрак; сзади и спереди на колонну все настойчивее нападали невидимые хищники. Атон и Гранатка шагали рядом где-то посреди, но поодаль от остальных. Такое положение не было случайным: проба воды окажется ни к чему, если они станут добычей химеры. Оба оказались в выгодной ситуации: пока не истечет изрядное время, никто к ним не приблизится. Болезнь, разносимая водой, без труда нашла бы слабые организмы…
— Ты меня больше не проклинаешь, Гранатка, — заметил Атон.
— Нет смысла, Атон. Я проиграла.
— Зачем же ты прикрыла меня? — язвительно спросил он.
Она закрыла глаза, двигаясь на звук шагов, как теперь мог делать любой. Вопрос не нуждался в ответе, но она заговорила ради другого:
— Потому что ты похож на него. — Первое ее упоминание о жизни до Хтона. — Не внешностью, а своим каменным сердцем. В таких мужиках, в таких демонах, как ты, нет жалости, только цель.
— Ты любила его и убила, потому что он разлюбил тебя, — сказал Атон. — А теперь любишь меня.
— Сначала я пыталась с этим бороться. Я с первого взгляда поняла, кто ты такой.
«О, Злоба, Злоба, неужели ты насмехаешься надо мной и над этой одинокой женщиной? Почему я должен причинять ей боль?»
— Разве ты не знаешь, что я никогда не стану твоим? Никогда не поцелую тебя? Никогда не полюблю?
— Знаю, — сказала она.
— Ты и меня собираешься убить?
Она продолжала идти, но говорить уже не могла.
— Или на сей раз себя?
Месть была едкая, но это его не волновало. Гранатка — лишь пешка в его игре. Она обеспечила ему алиби в деле с голубым гранатом, подтвердив, что в это время они занимались любовью. Это было скорее приятным воспоминанием, нежели истиной: он изнасиловал ее и обнаружил в ней желание. Теперь Гранатка делила вину за смерть Влома и знала это.
— Не убежать, — сказал он то ли себе, то ли ей. — Я пытался вырваться из-под ее власти, во она настигла меня на расстоянии многих световых лет.
«Зачем я сообщаю свои тайны этой женщине? — гадал он. — В самом ли деле я изнасиловал Гранатку из мести или просто потому, что нуждался в контрасте и собственности — даже в Хтоне? Понимаю ли я свои побуждения?»
11
Еще два перехода привели их в огромные пещеры. Потолки скрывались высоко во мраке, а шириной туннели были в десятки метров. Ветер напоминал слабый шепот и стал совсем прохладным: в Хтоне это приводило в замешательство. Возникло ощущение, предвкушение: больше пещеры продолжаться не могут. Постоянный подъем должен привести отряд к поверхности.
Внезапно стены раздвинулись. Люди замерли на кромке перед огромной пропастью — настолько широкой, что дальний ее край терялся в темноте, и настолько глубокой, что звук от падения брошенного камня не был слышен.
Двести мужчин и женщин столпились в тревоге на краю пропасти: дальше пути не было.
— Зажгите факел, — рявкнул Старшой.
Зажгли головешку, испускавшую желтый свет с давно забытой яркостью. Вытянув ее в руке. Старшой встал на край и посмотрел вниз.
— Так гореть не должно, — пробормотал кто то. — Слишком ярко.
— Откуда ты знаешь? — возразил другой. — Ведь ты не видел настоящий свет уже три года, не так ли?