Разумеется, у Сайясхари и в мыслях не было убивать отца. Она лишь хотела доказать ему, что он уже стар, а она достаточно взрослая для того, чтобы взять на себя всё бремя власти.
Повелителю хватило трёх секунд, чтобы показать неразумной дочери, насколько она неправа в своих измышлениях.
Теперь то Сайясхари понимала, что повелитель проявил милосердие, сохранив ей — глупой, зарвавшейся девчонке, жизнь и отправив в наказание охранять врата. А ведь мог и убить за дерзость.
— Даю тебе время подумать, Сайясхари, — сказал повелитель дочери перед тем, как проститься, — уверен, одиночество пойдёт тебе на пользу, ведь рядом не будет никого, кто сможет затуманить твой разум льстивыми речами.
Каждый раз, вспоминая тот день, Сайясхари испытывала жгучий стыд и злость на себя. Отец и тут оказался прав. Вдали от придворных лизоблюдов, её разум действительно прояснился. Однако, Сайясхари не была бы собой, если бы стала предаваться стыду и отчаянию вместо того, чтобы искать выход.
И ведь она его нашла. По крайней мере, ей так казалось. Однако, в последний момент судьба решила над ней подшутить, позволив единственной выжившей обращённой ускользнуть из её цепких объятий.
Сайясхари тогда едва не сошла с ума от гнева и бессилия, глядя на то, как рассыпаются в прах её надежды на скорое освобождение. Буйствовала она ровно до тех пор, пока однажды вновь не ощутила присутствие той, что должна была стать ей заменой.
С тех пор девчонка, принявшая кровь Великого Змея, не единожды возвращалась в пустыню, но Сайясхари никак не удавалось приманить её к храму.
И вот обращённая вернулась снова.
Сайясхари поклялась самой себе кровью великого предка, что на этот раз не упустит свой шанс на возвращение домой, чего бы ей это ни стоило. Оставалось придумать, как это сделать, ведь она по-прежнему не могла выйти за пределы храмовых стен. И эта беспомощность злила её неимоверно.
* * *
Возвращаясь обратно, я чувствовала себя рождённой заново. Надо отдать ей должное, пустыня не жадничала и щедро делилась силами со своими детьми. Слегка опьянённая впитавшейся в моё тело энергией, я никак не могла заставить себя идти размеренным шагом и весь путь до дома Эдны преодолела бегом, ничуть при этом не запыхавшись. И лишь перед дверью вспомнила о том, что так и не удосужилась вернуть себе человеческий облик. Никого из присутствующих в доме людей мой вид, разумеется, не испугает, но я старалась лишний раз не напоминать приёмной семье о том, насколько сильно я от них отличаюсь.
На этот раз Ярик был дома. Он вырос и возмужал за то время, что мы с ним не виделись, да к тому же обзавёлся низким хрипловатым баском, повергшим меня на мгновение в ступор. Да кто угодно опешил бы от того громогласного возгласа, которым встретил меня мой названный брат.
— Эфа, сестрёнка, наконец-то ты вернулась! — пробасил Ярик, стискивая меня в крепких объятиях.
Я успела порадоваться тому, что последние сутки ничего не ела, в противном случае, у еды не было бы ни единого шанса удержаться внутри моего организма.
— Пусссти, окаянный, задушшшишшшь, — просипела я ему прямо в ухо, мгновенно меняя свой облик.
Тело ожидаемо отреагировало на опасность. И пусть у Ярика и в мыслях не было причинить мне вред, но задыхалась то я по-настоящему.
— Ты чего, сестрёнка? — растерялся Ярик, разжимая объятия и осторожно ставя меня на пол.
— Сссилушшшку сссвою учисссь сссоизмерять, болван, — прошипела я зло и толкнула его в грудь. — И пока не научишшшссся это делать, держисссь от меня подальшшше.
— Ну прости, Эфа, не рассчитал маленько, — чересчур показательно сокрушался брат, отступая в сторону и пропуская меня внутрь дома. — Я так обрадовался твоему появлению, что позабыл, какая ты маленькая и хрупкая, совсем как весенний цветочек.
В глазах парня блеснули озорные смешинки. Весело ему. Ну да ладно. Я ведь тоже соскучилась по этому охламону и тоже безумно рада его видеть.
Хлопнув Ярика по плечу, я весело ему подмигнула и невинно так осведомилась:
— Верно, тяжело тебе приходится, братик. Девушки, небось, обходят тебя десятой дорогой, опасаясь, как бы ты ненароком их не придушил?
— Злая ты, Эфа, — насупился брат, и плечи его поникли.
— Ты чего, обиделся что ли? — теперь уже растерялась я. — Так я же пошутила. Ты вон здоровый какой стал, да за тобой любая побежит, только позови.
— А ему любая не нужна, — встряла в наш разговор Эдна. — Ему дочку коменданта крепости подавай. Совсем, видать, ополоумел от её красоты. Свататься к ней решил, дурень этакий.
Ярик насупился ещё больше, а затем повернулся и вышел вон из дома, оставив слова матери без ответа.
— Ну вот что мне с ним делать? Как уберечь от беды? — Эдна тяжело опустилась на табурет и уткнулась лицом в ладони.
Я присела с ней рядом, не зная, как и чем утешить названную мать. Ярика было жалко. Ясно же, что из его затеи ничего не выйдет. Только упрямства братцу не занимать, уж если он что решил, так вовек не отступится.
— Попробую уговорить его пойти с собой, — неожиданно для самой себя произнесла я вслух то, что первым пришло в голову. И тут же постаралась обосновать своё решение: — Не зря же говорят — с глаз долой, из сердца вон. Месяц туда, ещё месяц обратно, да и в Эйкероне задержаться придётся на какое-то время, пока всё устроится. Глядишь, и позабудет Ярик о дочке коменданта.
Эдна посмотрела на меня покрасневшими глазами. Увидев во взгляде женщины страх, я мысленно отругала себя за неуместное предложение. Это для меня пустыня, всё равно, что дом родной, а люди всегда относились к ней с опаской. К тому же, Ярик в детстве едва не погиб в песках. Не сложно представить, какие чувства пришлось испытать несчастной матери в те дни, когда она считала сына потерянным навсегда.
И всё же не стоит забывать, что с тех пор прошло много лет. Мы с Яриком успели не только вырасти, но и многому научиться. Пустыня, определённо, таит в себе немало опасностей, только и мы с братом не так просты, чтобы попадаться в её ловушки.
— Не стоит огорчаться раньше времени, матушка Эдна, — проговорила я как можно мягче. — К тому же нет никакой гарантии, что Ярик согласится на моё предложение. Вот только и здесь ему житья не будет после того, как он заявит о своих намерениях коменданту. Вы же это не хуже меня понимаете.
— Да как же, откажется он, — проворчала Эдна, украдкой вытирая невыплаканные слёзы. — Кто другой, может, и отказался бы, а этот с самого рождения был неугомонным. Только и забот было, что за ним следить, как бы куда не влез, да шею себе не свернул, проказник. Как дожил до своих лет целёхоньким, ума не приложу.
— Тогда не стану ему ничего предлагать, — заикнулась было я, на что матушка Эдна только рукой махнула.
— Да чего уж там, бери его с собой, девочка. Так то оно всяко лучше будет.
