Руки Арло отпустили скалу и сомкнулись у Алы на шее. Он сжал девочку и стукнул ее головой о стену. Из-за слабого сцепления удар получился не очень сильным. Они снова откатились на середину озера.
— Извини, — сказала с раскаянием Ада.
— Извини! Ты…
— Я тебе докажу. Дай мне хвею.
С сомнением и полный разочарования, Арло привел Аду в сад. Там сорвал прекрасный цветок светящейся голубой хвеи и держал его в руке до тех пор, пока тот не сориентировался на него. После чего подарил цветок Аде, зная, что сейчас он завянет и умрет, ибо ее любовь не могла быть искренней. Во какая-то часть в нем надеялась, что этого не случится, — жаль было не только их отношений, но и небывалую голубую хвею.
Ада воткнула растение себе в волосы — хвея продолжала цвести. Ее свечение даже усилилось. Ада молча смотрела на Арло, не нуждаясь более в словах и внезапно превратившись из дразнившего его подростка в прекрасную девушку.
Она действительно любила Арло — хвея доказала это своим сиянием. Сияние хвеи ознаменовало их помолвку в духе его предков.
Часть вторая
Смерть
§ 460
В пассажирской каюте СС-корабля сидело двое мужчин. Они разглядывали смоделированную панораму звезд: в действительности, при Сверхсветовом путешествии звезды видеть невозможно, но модель была точной и, пожалуй, производила более сильное впечатление, чем реальность.
Один мужчина был стар. К его основным органам были присоединены стимуляторы и ритмоводители, заставлявшие их хоть как-то работать, а искусственное легкое подавало кислород для дыхания. Похоже, что он готовился к смерти, поскольку все его тело было поражено какой-то ужасной болезнью.
Другой был миньон: невысокий, неопределенного возраста, угрюмый на вид мужчина с бородой, облаченный в обычную для его культуры набедренную повязку.
— Не выпить ли нам вина в честь юбилея, Утренний Туман? — спросил старик, доставая старинную бутылку.
— А позволит ли это твое здоровье, Вениамин? — спросил в свою очередь Утренний Туман.
— Естественно, нет!
— Тогда пожалуйста! А что за юбилей?
— Сегодня мне исполняется сто восемь лет, — сказал Вениамин.
— Отлично! По этому поводу мы должны устроить пирушку и пригласить нашего кормчего.
— Да. И… твою жену?
— Еще рано, — многозначительно произнес Утренний Туман.
— Прошу прощения. При моей немощи я иногда забываю…
— Всем прекрасно известна причина этой немощи! Обойдемся без извинений, — человек с Миньона улыбнулся и отправился за кормчим.
Вениамин налил слегка трясущейся рукой два бокала вина, затем расслабил напрягшиеся мышцы.
Через минуту всунулся Утренний Туман с кормчим. Им оказался ксест: восьминогое существо с шаровидным телом, похожим на центр плотной галактики. Тяготение на корабле поддерживалось в четверть нормального земного из почтения к привычкам паукообразного существа — этот уровень не вредил и старику Вениамину.
У ксеста не было голосовых связок, поэтому люди сопровождали свой разговор знаками галактического языка.
— Сегодня в § 460 мы отмечаем сто восьмой день моего рождения, — сказал Вениамин.
— Тебя высиживали сто восемь раз? — спросил ксест, двигая двумя ногами по-галактически куда изящнее, чем мог бы ухитриться человек. Он сотрудничал с Вениамином свыше тридцати земных лет, но по-прежнему имел очень смутное представление о размножении людей и о их возрасте.
Вениамин засмеялся настолько громко, насколько позволяло ему искусственное легкое.
— Так мы измеряем время. Я — Второй сын Старшего Пятого — родился в § 352. Мой брат Аврелий родился на четыре года раньше и забрал букву «А» себе. Таким образом, я — Пятый не первого ранга и никогда не старался жениться. Кажется, к счастью. Я, несомненно, самый старший из оставшихся в живых Пятых. Единственный живой Пятый, как известно моему старому другу и соратнику Утреннему Туману. А поскольку вся эта скромная суета сует скоро прекратится, я устраиваю юбилей. Ты усвоив?
— Это праздник? — спросил ксест.
— Вполне. Веселись, ибо завтра не наступит.
У ксеста синкопированно задрожали четыре ноги, демонстрируя проявление у иномирянина каких-то чувств. Он постигал предназначение каждого из них, но до сих пор не понимал, что истину следует признавать в открытую.
— В таком случае позвольте, чтобы некто пригласил тафиса?
— Тафиса? — спросил Утренний Туман.
— Очень уместно? — воскликнул Вениамин с таким пылом, что на его искусственном легком загорелась красная лампочка. — Я с вином, ты с женой, ксест с тафисом. Самая великолепная пирушка всех времен и народов!
Ксест принес небольшую коробку и приподнял крышку. Та была покрыта инеем: содержимое заморожено. Затем ксест продолжил:
— Вам обоим известен смысл тафиса?
— Нет, — сказал Утренний Туман.
— Не совсем, — подтвердил Вениамин. — Но поверьте мне, по такому случаю все позволительно, если тебе так угодно. Все, кроме намеренной бестактности. Тому пример мой алкогольный напиток: он наверняка меня убьет.
— Смерть мы понимаем, — просигналил ксест. — Но существуют разные ее виды. Почему миньонетка остается одна в своей каюте?
— Ее присутствие не сделает наш праздник веселее, — ответил Утренний Туман. — В должное время я пойду к ней и устрою семейный праздник, дабы избежать публичного показа того, что может оскорбить общество.
Вениамин выпил бокал вина.
— Возможно, это не совсем уместно, но, полагаю, без малейшей сознательной неучтивости, что она должна быть с нами. Сомневаюсь, что этим кому-либо будет нанесено оскорбление — в данном случае. Разве что наш друг просветится — а мест сейчас просветит нас.
Миньон просигналил песету:
— Ты сознаешь, что, хотя наше определение красоты отличается от вашего, она может оказаться для тебя неприятной?
— Тафис — неприятен, по вашему определению. Более того, для вас возникнет определенная опасность.
— Не дурачьтесь — вы оба, — сказал Вениамин с улыбкой. — Я обладаю не телепатическими способностями, как вы, а лишь крохами информации, — и заявляю следующее: дадим себе волю, каждый в своем вкусе и, возможно, во вкусе своего спутника. Ни у кого из нас не будет больше такой возможности?
— Прекрасно, — согласился Утренний Туман, дотрагиваясь до кнопки у себя на браслете. — Я открыл замок. Скоро к нам присоединится Невзгода. — Он перегнулся через стол и подобрал богато украшенную плеть.
Вениамин налил себе еще, хотя бокал миньона оставался нетронутым.
