Има недоумевала:
— Дедушка, почему некромант не колдовал? Он же маг? Ему же положено?
— Да, действительно странно, — согласилась шедшая справа от девушки Лайма-охотница. — И меч у него странный какой-то… Все ведь видели?
— Видели-видели, — дружно закивали идущие рядом. — На клинке клейма с какими-то чудищами, а рукоять такая, какой ни у кого из окрестных вояк отродясь не бывало. И сам он, некромант этот, очень подозрительный.
— И все-таки, почему он не колдовал? — не унималась Има. — У меня, вот, за три ночи, что до этой мы у погоста стояли, силы все утекли. А ему и не понадобилось. Или он, что же? Магию берег?
— Может, и берег, — пожал сутулыми плечами дед. — Зачем ему магия, ежели он всех мертвяков, как траву, покосил?
Има ничего больше не сказала — лишь губу прикусила задумчиво и, сунув руку за пазуху, принялась теребить висящий на шее кулончик. Она всегда так делала, когда размышляла. Пальцы огладили узоры на гранях металлического диска.
— Дед, а чем мы ему заплатим?
— Лошадь на ярмарке продадим.
Староста замолчал — не хотел продолжать разговор. Его внучка тоже замолкла, гоняя в голове одну единственную, пугающую мысль: «Последнее, ведь, отдадим. А как же мы дальше-то? Без средств… Без лошади… Нельзя».
Заметив, что дед ушел вперед, заговорившись в Олафом и Лаймой, Има незаметно отстала и отступила в тень. Потом, когда вся группа селян протекла мимо в свете качающегося на верхушках длинных факелов огня, тихо вернулась на тропу и пошла назад — к погосту и мимо, выше на холм, туда, где за старой дубравой возвышались развалины богатого дома. Те самые, в которых обосновался некромант.
* * *
В землях мрачного Пограничья никто не ведал его имени.
Он и сам своего истинного имени не знал, не помнил, а посему откликался на новое, данное еще в рядах армии грозного Мортелунда — Моа. Но для большинства нанимавших его людей он был просто лич — мертвый колдун с темным прошлым. Странным прошлым — ведь никто обычно не покидал Мортелунд по собственной воле, а Моа покинул. И мало того, что покинул, так еще и против своих же выступать потом сподобился. Пошел на нежить охотиться, хоть и сам нежитью был…
И теперь, сидя в полуразваленном главном зале давно заброшенной и разоренной дворянской усадьбы, он ждал свою заслуженную плату. Он мог долго так сидеть — неподвижно, без всякого звука. Мертвому не нужно шевелить затекшее тело или шуметь дыханием. Можно бесконечно слушать шелест листьев старого дуба, глядящего сквозь дыру в разрушенной крыше. Улавливать едкий запах крошечных мышеподобных животных, устроивших под половицами гнезда, внимать их тихим песням — вот сейчас запели детенышам своим колыбельные, а утром станут приветствовать рассвет…
Моа мог просидеть так три дня, не меняя позы, покрываясь чуть заметным налетом невесомой пыли, но покой его быстро растревожили. Кто-то топотал на крыльце перед сбитой с одной петли покосившейся дверью. Топотал-топотал, да рухнул вниз сквозь ломкие, размоченные дождями в труху доски. Выругался. Заскребся, выбираясь из-под обломков. Голос был женский, знакомый.
— Чего надо? — спросил Моа.
— Оплату принесла. Одну монету. — Девушка, та самая, рыжая, что колдовала на погосте, отряхиваясь и хромая, проковыляла в зал. Сняв с шеи круглый амулет на толстом шнуре, нехотя протянула его некроманту. — И это еще вдобавок. Пойдет? Пусть не деньги, но тоже золото.
Моа взял блестящий узорчатый диск, вгляделся в него внимательно. Его единственная бровь, скрытая от гостьи капюшоном, удивленно приподнялась.
— Это не золото, а особый металл, что родится из мертвой плоти, сокрытой в земле. Откуда у тебя такая вещь?
— Моя, — девушка быстро выдернула амулет из некромантовой руки. — Всегда при мне была, сколько себя помню.
Моа откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и капюшон соскользнул по волосам назад, за спину, приоткрывая лицо. Има разглядела его. Ахнув, попятилась.
— Так ты сам нежить! Не живой колдун, а мертвый — лич.
Внешний вид Моа не оставлял места иллюзиям — белые волосы, бледная кожа, мутный взгляд с алой искрой на дне зрачка, вместо половины лица — голый череп с пустой глазницей и выставленными наружу зубами. С живым точно не спутаешь. Для того и капюшон…
— Ну, лич, — не стал спорить Моа. — Что же теперь поделать? А одной монеты мало. И амулет твой я не возьму. Не нравится он мне.
Девушка осмелела, нахмурилась.
— Экий ты привередливый. На хоть это. — Она сунула ему в руку золотой, кулон свой обратно на грудь прибрала, сокрушаясь. — И чем не понравился-то?
— Во-первых, я только деньгами оплату беру. Золотыми королевскими райсами. — Лич покрутил звонкую монету в пальцах, приложил к лицу, и она утонула в черной дыре пустой глазницы. — У меня у самого долг, возврат которого в магическом договоре прописан. Сумму большую отдать надо, вот и коплю, и если в срок свои райсы за работу не беру, то они из накопленного сами собой вычитаются.
— Так ты и сам должник, вот как… — грустно протянула Има. — А амулет…
— А амулет твой как-то с поднявшимися мертвецами связан. Я, когда их бил, такие же узоры на доспехах у них разглядел. Эти самые «узорчатые» всю бучу и подняли. Откуда они на вашем сельском кладбище взялись? Целый отряд чужестранцев-воинов?
— Откуда ж мне знать? — пожала плечами Има. — У деда спрашивать надо.
Моа хотел ей что-то на это сказать, но вдруг натянулся тетивой, насторожился, прислушался чутко к накрывшей развалины тишине. Потом резко дернулся и схватился за лицо, за пустой глаз… Когда руку отнял, из глазницы, плеснув черной жижей, выпала отданная Имой монета. Оставив грязный след, прокатилась по половицам и заиграла, кружась, у ног прежней хозяйки. Та подняла деньгу, обтерев о подол, сунула в карман, поинтересовалась:
— Обратно отдаешь? Чего так?
— Монета сама вернулась, потому как мертвые ваши не упокоились, — прозвучало в ответ. — Воротились.
— Вот досада! — выругалась Има, оборачиваясь лицом ко входу.
Туда, дергаясь и корчась, уже сунул с улицы рожу знакомый «узорчатый» мертвяк. Заметив девушку, оскалился, заворчал, обернулся, призывая остальных. Здесь добыча!
Он не успел полностью протиснуться в проход — лич среагировал стремительно. Как молния обрушился на ворчащего гостя и снес ему голову.
— Как это так? — спросила у него остолбеневшая Има. — Они же черным дымом в небо ушли? Все же видели?
— Ушли, — согласился Моа, поджидая лезущего следующим неупокоенного. — Но вернулись. Видать, заклятие на них какое-то особенное. Сильное. Если они из дыма назад собрались, из пела вновь проросли…
Меч рассек воздух — покатилась по полу очередная хрипящая голова, замазала текущей из среза жижей полустертый узор на деревянных половицах. И тут же, поскальзываясь в этой грязной луже, повалили в зал остальные мертвяки.
