Ах, да! Утром…
Утром Моа, действительно, позволил себе ненадолго отключиться от реальности и на время отойти в мир сна. Спал он сидя, привалившись спиной к стене и насколько возможно делая вид, что вовсе не спит, а просто закрыл на время глаза. Монеты, полученные сразу после разгона своры, еще по пути к временному жилью, принесли с собой новые части мозаики — тайны былого, растерянные воспоминания. Это были книги, возможно, те самые, которыми впечатлялась Има. И он читал их под сводами какого-то великолепного дворца — светлые стены уходили ввысь, над головой синел расписанный под небеса купол потолка. И белая резьба была везде. И стеллажи, стеллажи, стеллажи…
Старые фолианты в золотых переплетах.
То, что было внутри книг, после пробуждения быстро потеряло всякую конкретику и ясность. Лишь одна деталь после просмотра Иминого альбома вернулась из небытия — пахнущий застарелой бумагой разворот с переливами буквенной вязи на одной стороне и картинкой на другой. Изображение, почти копия того, что недавно нарисовала девушка.
Зверь.
Хребет, как гора. Зубы — пилы. Пасть до ушей. Один в один!
И Моа вспомнил, вдруг, подписи из сна. Обрывки слов. Клочки фраз.
Попросил:
— Покажи еще раз рисунок.
Има вынула альбом и распахнула.
— Какой именно?
— Тот, что с неведомым нашим преследователем. Я, кажется, знаю, кто это.
Глава 5. Доля исцеляющего
Мортелунд. Покои Владыки
Туман подползал к стенам цитадели со всех сторон.
Голодный и жадный, он бросался на камни и в бессилии тек по ним обратно на землю. Земля здесь всегда была черная, с плесенной антрацитовой проседью. Неплодородная. Безжизненная.
Архо лишь на секунду позволил себя глянуть в окно, после чего вернулся обратно к кровати владыки. На этой кровати можно было с комфортом разместить десяток людей. Она, как и вся мебель в комнате, выглядела мрачно и монументально — темная древесина, угловатая строгая резьба. Сверху проваленным куполом балдахин из бархата цвета грозы. И весь остальной интерьер аккомпанементом. У далекого окна стол из куска окаменевшего дерева, вкованного в стальную оправу. Книжный шкаф возле стены — за таким, наверняка, скрываются потайные помещения и переходы. Кресло из лощеной кожи, возле него напольный канделябр с узором из черепов — двенадцать свечей, но лишь одна горит. Угасает…
… и владыка тоже.
Надо же — самый великий человек Мортелунда теперь слаб, как дитя. Не может встать. Почти не способен есть и пить. Ничего не говорит. Да, какая там речь — он в себя уже почти не приходит! И все это теперь его, Архо, забота…
А ведь Люсьена была права — его уничтожат. Может, не сразу, как предостерегала соратница. Через какое-то время… Недолгое время, оставшееся владыке. Обратно уже точно не выпустят. Архо слишком много увидел и услышал того, что нельзя выносить за пределы этих покоев.
Умирающий владыка…
Одно неясно — зачем при всей очевидности скорой кончины нужно его лечить? Что это за фарс? Для кого представление? Триада ведь все понимает. И пусть Архо каким-то чудом смог облегчить страдания больного, вернуть обреченному жизнь он не сможет никогда! Так зачем тянуть? Видимо, Триада боится волнений и бунтов. Или не может поделить власть. У владыки ведь нет наследников. Единственный его ребенок, о котором уже и слухи почти не ходят, погиб лет десять назад. Это все, что известно.
Лич сел на табурет и протянул над больным руку. Потек из ладони зеленоватый свет. Пусть не спасти, но можно притупить боль. Люди так часто об этом просят… Проклятый дар! Насмешка судьбы. Где это видано, чтобы живых исцеляли мертвые?
Скрипнула дверь, в комнату явился Полувий. С порога потребовал отчета:
— Ну? Как владыка?
— Плохо, — честно ответил Архо. — Ему недолго осталось. Я сделал, что мог.
— Ясно, — чернокнижник обошел кровать и встал по другую сторону от лича. — Ты сделал то, о чем я просил тебя? Вскрыл его память?
Об это говорить не хотелось. Владыка будто отключился от собственных воспоминаний. Даже приходя в себя, он бормотал, как грилли, какую-то невнятную ерунду. Архо старался память ему вернуть, но потревоженная, она начинала потоком хлестать из головы больного. Все разы, что целитель пытался, почти ощутимая волна нечетких мыслей выплескивалась и растворялась в спертом воздухе…
— Я пытался, но это не сработало. Вы, верно, хотели вернуть владыке ясность ума? Все вышло наоборот — когда я вскрывал его память, воспоминания начинали утекать, как вода из худого ведра. Так что, я думаю…
— Думай поменьше, лич, вот мой тебе совет, — зло оборвал подчиненного Полувий. — Думать — прерогатива живых, твое же дело — выполнять приказания. И сейчас я приказываю тебе — вскрой память так, чтобы она никуда не делась. Чтобы осталась в голове нашего повелителя.
— Но как?
— Придумай, как.
Чернокнижник нервно дернул губой и направился к выходу. Когда он скрылся за дверью, Архо беззвучно выругался и склонился над недвижным телом больного. Посетовал тихо:
— Ничего я уже сделать не смогу. Простите меня, господин, я ничем не смогу вам помочь. Разве что только боль немного уменьшу. Это я…
Он не успел договорить, потому как безжизненная на первый взгляд рука владыки вдруг резко вознеслась вверх. Истонченные недугом пальцы поймали лича за ворот и тряхнули, как куклу. Архо по инерции рванулся, но хватка оказалась железной — и немудрено! Все же, на кровати лежал не абы кто, а самый могущественный и сильный воин-чародей Мортелунда, кровный наследник самого Хати-Мятанеминэ, древнего духа разложения.
Таким происхождением глупо было пренебрегать.
— Господин! Вам лучше? Позвать кого… — радостно начал Архо, но владыка лишь сильнее стиснул его ворот и прошипел прямо в лицо.
— Не нужно никого звать. Заткнись и слушай. И ни одного лишнего звука. Времени мало, лич, поэтому я приказываю тебе, как твой владыка, не подчиняться более никому в Мортелунде. Ты понял меня?
— Да, — как мог, кивнул Архо, которому больше ничего и не оставалось.
— Слушай… — Владыка вздохнул тяжко. Слова и эта сиюминутная бодрость давались ему невероятно тяжело. — Для начла, ты должен взять вот это. Дай свою ладонь. Ну, живо! — Лич послушно подставил руку и на нее, прямо из распростертой ладони владыки, выпало нечто похожее на небольшую печать. Предмет светился золотом. Коснувшись кожи целителя, цвет свечения поменялся на холодно-серебряный, и предмет просочился сквозь плоть внутрь руки. — Кроме этого, ты должен будешь забрать мою память. Она ни за что не должна достаться им.
— Но ваша память утекает, когда я…
— Не переживай, больше не утечет. Я отдам тебе ее, убранную в тайные шифры, чтобы те, кто охотится за моими воспоминаниями, в случае твоего провала ее не получили… Слушай дальше и не перебивай. Последнее — самое главное! — ты должен будешь убить меня. Прямо сейчас.
