Пролог
Гвидо Люпус, альфа стаи Черного дома, стоял на балконе загородной виллы и смотрел на пролив. Его сыновья робко жались за спиной могущественного отца. Они ждали, когда строгий родитель завершит свои раздумья и обратит на них внимание.
— Поздравляю вас, волки, — глухим басом прорычал Гвидо, соизволив, наконец, обернуться к притихшим сыновьям. — Ангелиополис наш, а вскоре и все Серогорье окажется во власти Черной стаи. Я уже стар, а, значит, вам пора забыть о развлечениях. Охота, женщины, балы и азартные игры — все должно остаться в прошлом. Теперь, если охота, то только на врагов и конкурентов, общение с женщинами — только для продолжения рода и рождения могучих наследников.
— Не беспокойся, отец, — уверенно и пылко заговорил старший сын альфы, Эдриан. — Мы самые сильные! Оборотней других видов уже одолели, скоро и с чужими стаями разберемся. Серогорье, а потом и весь материк падут перед нашей мощью. Весь мир должен принадлежать волкам!
— Уже, считай, принадлежит, — поддакнул ему младший брат, которого звали Альберт, — осталось преодолеть пролив и…
— Забудь об этом! — гневно рявкнул на отпрыска Гвидо. — Соседний материк — не место для волков!
— Что значит «не место»? — удивленно нахмурился Эдриан. Его нервный, остроносый профиль искривился на фоне тяжелой луны.
— На той стороне наших нет. — Альфа вскинул руку. Дорогая ткань белой рубашки засеребрилась над черной водой пролива. Оборотень медленно стянул кожаную перчатку и со скрипом пошевелил пальцами, демонстрируя механический протез. — На той стороне водится зверь, битву с которым волки проиграли.
— Что за зверь?! — хором воскликнули взволнованные наследники.
— Страшный зверь.
— Это тигр или лев?
— Не тигр и не лев. Местные зовут его кикуто, куро или фиси, а оборотня, обладающего его ипостасью, кличут боудой.
— Мы волки, отец! Наши клыки быстры и остры! Неужели мы не одолеем этого боуду? — горячился Эдриан, не терпевший чужого превосходства.
— Не одолеем! Его зубы с легкостью крушат кости носорогов, а тело почти не чувствует боли. Он оставляет после себя пустоту…
— Какую еще «пустоту»?
— А вот такую… — Гвидо отстегнул от локтя протез, чтобы показать «волчатам» культю. — В молодости я был также горяч и наивен, как вы, поэтому однажды пересек пролив во главе небольшого отряда, желая отыскать новые территории для своей будущей империи. Там я и встретился с боудой… Ему хватило одного укуса, чтобы лишить меня руки. А от моих волков не осталось ни косточки, ни клочка шерсти — лишь чисто вылизанная трава…
Повисла напряженная пауза. Красная луна скрылась за тучами, погрузив мир во мрак. Из этого мрака зелеными маяками сверкнули глаза Эдриана.
— Отец, — не унимался он. — Неужели нельзя одолеть лютого зверя?
— Можно, но для этого нужно заручиться поддержкой его врагов на той стороне пролива.
— Отец, я обещаю, что заключу необходимый союз, — выкрикнул Эдриан и ударил себя кулаком в грудь. — Не будь я волк!
— Не торопись, сын, — осадил потомка альфа. — Сперва разберемся с теми, кто живет по соседству в Ангелиополисе.
— Я думал, что в столице мы разгромили всех иных оборотней?
— Нет. Осталась одна семейка. Опасная и хитрая. Сколько лет не могу отыскать их следы.
— Кто же они?
— Ловкие, изворотливые твари, что величают себя девами Мантидай!
Сделай то, чего ты больше всего
боишься, и обретешь свободу.
Роберт Тью
Часть 1. Волчий бал
В тот год в моду снова вошли фокстерьеры и колли. Дети играли с ними на газоне городского парка. Весенняя парочка, стоя в клумбе, нахально целовалась у всех на глазах. Отрешенные от мира влюбленные, смеющиеся до упада дети, звонкоголосые фокстерьеры и пушистые, словно шары сладкой ваты, колли, золотящиеся в солнечных лучах — это была идиллия, совершенная гармония счастья, утра и весны.
Ольга смотрела на парочку с завистью, потягивая из стеклянной бутылки лимонад. Капля жира, выпавшая из румяного мясного пирожка, заляпала рукав замшевой куртки, помада размазалась по щеке, а на носках новых туфелек образовались непозволительные трещины, заполненные землей.
Красота!
Ольге безумно нравились такие моменты. Моменты, когда она могла выглядеть буднично и неопрятно, есть и пить всякую гадость, почти полностью отождествляя себя с людьми.
Люди. Как же она им завидовала! И пусть Маэйра — глава их семейства — всегда посмеивалась над подобными мыслями, называя людей слабыми и никчемными, Ольга знала — вместо магии, силы, могущества, люди получили нечто гораздо большее! Нечто, что на первый взгляд кажется незначительным, а на самом деле является основой всего и вся.
Любовь!
Как жаль, что она не человек. Она бы с удовольствием поменялась местами вон с той счастливой девчонкой, что целуется, закрыв глаза, будто в первый, последний и единственный раз в жизни… Да, что она знает об этом единственном разе? Она — человеческая дева, рожденная для бесконечной любви!
А вот Ольга знает! Вернее догадывается. Ее раз всегда будет единственным для нее и последним для суженого. Такова природа. Таковы правила. Суженый — это слово не нравилось Ольге, но назвать обреченного на смерть «возлюбленным» язык вообще не поворачивался. Ей любить нельзя. Уж лучше ненавидеть. И ложиться в постель с ненавистью, чтобы потом утром встать и не пожалеть…
— Эй! Опять ты тут? — громкий требовательной голос разрушил идиллию.
Ольга вздрогнула, чуть не выронила пирог. Перед ней стояла Кристина. Ох, уж эта Кристина! Дерзкая, грубая, своевольная, она была флагманом наступающей моды на эмансипе — носила короткие волосы и одевалась, как девушка с завода паровых машин. Платье слишком короткое — чуть ниже колен — открывает высокие сапоги из грубой кожи, на них шнуровка до голени. Эти жуткие сапоги вызывали ярость у консервативной главы семейства, но Крис — та еще упрямица — стойко сносила все претензии и ругань.
— Напугала, — успокоившись, Ольга вновь принялась жевать, желая скорее прикончить лакомство.
— Ты думала, это Маэйра за тобой следит?
Кристина расхохоталась раскатисто, по-мужски, резким движением поправила сбившуюся набок кожаную шляпу — маленький черный цилиндр с золотой лентой и брошью в виде шестеренки… А ведь в присутствии Маэйры она всегда вела себя иначе — старалась унять природную грубость, спрятав ее под маской серьезности. И обычно это у нее не получалось.
— Нет. Она не следит, — Ольга спешно допила лимонад и аккуратно положила бутылку в чугунную урну с узорами в виде винограда. — Она знает, что я хожу в парк, и в подробности не вникает. Думает, наверное, что ищу партнера.
