— Скорее всего, ты встретила кого-то на борту, с кем подружилась, — Алексей неожиданно закашлялся и, взяв со столика мой стакан с водой, сделал пару глотков. — Мы с отцом изначально были против этой поездки, но ты убедила нас, что хочешь наконец стать взрослой самостоятельной девочкой.
— Что-то не сходится, — я упрямо покачала головой. — Мне принадлежит сеть кафе и пакет акций — о какой тогда самостоятельности идёт речь?
Голос Алексея сделался глуше, выдавая волнение:
— Понимаешь, отец уже начал делить состояние. Ему действительно очень плохо. Двусторонняя пневмония дала осложнение на сердце. Сейчас его лечат дома, ты же знаешь… — он запнулся и закашлялся, — прости. Он ненавидит больницы… Лежит и твердит «Алекс, привези мою девочку обратно…»
Мне внезапно стало тяжело дышать.
— Господи, — прошептала, чувствуя, как комок слёз медленно подступает к горлу. — Только этого не хватало! Он, наверное, с ума сходит, зная, что дочь потеряла память. Ты ведь рассказал ему?
— Пришлось…
Происходящее больше напоминало дурной сон. Кораблекрушение, потеря памяти… умирающий отец, которого я не помню… Слезинка медленно скатилась по щеке. Стало очень горько. А что, если память не вернётся?
Я прижала ладонь к виску, словно пытаясь вдавить в голову реальность.
— …Вик, он очень хочет тебя увидеть. Пока ещё не поздно… Понимаешь? — Алексей по-прежнему говорил глухо. Чувствовалось, что ему тяжело даются эти слова. — Поэтому нужно поскорее выйти из больницы. А для этого врачи должны убедиться, что тебе лучше.
— Я тоже хочу выйти отсюда как можно раньше, — мой голос звучал странно, словно чужой. — Только прошу, помоги мне всё вспомнить! Может, есть что-то любимое… какие-то привычки…
Алексей неожиданно улыбнулся.
— Мороженое… Ты его обожаешь! Съешь этот суп, а я попрошу принести десерт.
Мороженое… Детский сад какой-то! Он что, действительно принимает меня за ребёнка? Чёрт, сейчас не до сладостей… Начнём с того, что я даже не помню, как выгляжу. Ни одной черты лица. И не знаю, какого цвета мои волосы, не говоря уже о цвете глаз и форме носа…
Вновь зазвонил телефон, и мужчина вытащил его из кармана брюк.
— Извини, это по работе. Я сейчас вернусь.
Как только он вышел, я осторожно поднялась с кровати. Больше всего сейчас хотелось увидеть собственную физиономию.
* * *
Вроде бы ничего не болело, и голова не кружилась. До ванной добралась самостоятельно и без проблем. Взглянула в зеркало и… озадачилась — на меня смотрела незнакомка. Красивое, чуть широкоскулое лицо с большими светло-голубыми глазами, обрамлёнными пушистыми чёрными ресницами, хранило влажные дорожки на щеках. Я включила холодную воду, чтобы умыться, и в голове словно что-то щёлкнуло — пришло осознание: память неизвестно когда вернётся, а совсем скоро предстоит возвращение в семью и встреча с отцом, который тяжело болен. И что мне делать? Алексей прав — нужно выбираться из больницы, чтобы оказать ему поддержку. Это самое правильное решение. Но сначала поговорю с врачом. Вот только приму душ… Холодный или горячий? Неважно. Может, если я включу струю посильнее, она что-нибудь освежит в моей памяти?
Вздохнув, я принялась раздеваться и вдруг увидела на бедре небольшой шрам размером с фалангу мизинца. Провела пальцами поперёк выпуклой белой линии. Интересно, откуда он здесь? Память глухо молчала.
Критически осмотрев свою фигуру в зеркале, я не нашла больше никаких изъянов. Кем бы ни была Виктория Батурина, она явно держала себя в форме…
Глава 7
Виктория
Закоченевшая, она лежала на сыром песке, почти не чувствуя ни рук, ни ног. Голова разрывалась от тупой невыносимой боли, словно по затылку огрели обухом. Шершавый язык отёк и не умещался во рту. Губы пересохли и потрескались. Перед глазами проплывали неясные образы, словно в тумане вставали силуэты, люди, события. В голове всё смешалось и сплелось, только откуда-то издалека доносился хриплый неразборчивый голос. И непонятно было, реальность это, или тоже часть смутных, полубредовых видений, путающих сознание.
Со стоном Виктория попыталась поднять голову и осмотреться. Но ей едва хватило сил оторвать будто налитый свинцом затылок от земли, после чего девушка снова рухнула на песок. Перед глазами всё расплывалось… серое… голубое… жёлтое… И яркое, мучительно режущее сетчатку солнце. А неясное бормотание тем временем раздавалось всё ближе и звучало явно не по-русски.
— Help me, — попыталась произнести девушка, но из горла вырвался лишь сиплый, невнятный стон.
Но вот прошла минута, и девушка ощутила странное. Она будто взлетела над землей. Отяжелевшее, полубесчувственное тело её обвисло, не было сил поднять руки-плети, ставшие будто чужими. Но тем не менее она поняла, что произошло.
Чьи-то сильные руки подняли её и понесли. Девушка попыталась открыть глаза, чтобы понять, кто это. Но не смогла, сознание вновь провалилось в темноту.
Очнувшись, Виктория обнаружила себя лежащей на диване. Рядом на столике горела масляная лампа, освещая странный интерьер комнаты. Рядом с диваном — стол, на нём аптечка и бутылка с каким-то пойлом. Справа буфет и ещё что-то большое и тёмное.
Всё это она успела охватить взглядом за одно мгновение, ещё не осознав этого и даже не поняв, как себя чувствует.
Однако прежде, чем девушка успела удивиться или испугаться, чья-то рука приподняла её голову, в губы упёрся край стакана.
— Пей, — прозвучал повелительный голос.
Виктория послушно хлебнула прохладной воды и опустилась на набитый соломой тюфяк. Во всяком случае, показалось, что устроили ее именно на таком ложе — настолько тут было жёстко и неудобно.
А может, просто её тело, мучительно ноющее каждой клеткой, ослабшее, отекшее, отяжелевшее от бессилия, так ощущало любую поверхность.
— Где я? — вновь попыталась спросить девушка и ужаснулась звуку собственного голоса — словно овца заблеяла. И попробовала ещё раз: — Что это за место?
Но ответа не получила. Свет лампы обрисовал мужской силуэт. Немного постояв, незнакомец направился к двери… или, скорее, к зияющему проёму в стене, от которого веяло свежестью и прохладой.
Виктория попыталась вспомнить, как здесь оказалась и где это самое «здесь» находится. Но единственное, что сразу пришло на ум — физиономия Карла, рок-музыканта, и его обещание «прокатить» её на своей яхте. Как ни силилась девушка выудить из памяти хоть что-нибудь ещё, так и не смогла. Несмотря на ужасное состояние, её охватил гнев. Значит, этот мудак Карл во всём виноват! Прокатил, называется! Привёз в какую-то халупу…
— Эй Карл… Карл?! — закричала она хрипло, но с отчаянной злостью, чуть не подавившись слюной, однако мужчина появляться не спешил.
— Чего орёшь? — послышалось грубое, сопровождаемое смачным ругательством, причём на чистом английском без акцента.
