Первый молодой человек извлек из воздуха гитару и сунул ее лишенному слуха парню:
— Когда я подам знак, играйте.
— Но я же вам объяснил, что не умею…
— Вот именно. Это превосходный тест.
Второй мужчина извлек из воздуха пару танцевальных туфелек.
— Наденьте их и танцуйте, — сказал он неуклюжей девушке.
Вдруг Зейна посетила ужасная мысль.
— Луна! — крикнул он. — Прочь отсюда! Возможно, это тебя здесь поджидает смерть! — Судя по часам, оставалось девяносто секунд.
— Не говори глупостей, — сказала Луна. — Ты же сам привез меня сюда. В этом не было бы никакой необходимости, если бы я была твоим клиентом. Ты просто мог бы столкнуть меня с лошади, когда мы парили в небе. В любом случае я могу добраться в Ад и без твоей помощи. Я не занесена в твой список.
Зейну пришлось признать, что Луна права. Смерть поджидала кого-то другого. Но кого?
— Начинайте! — приказал первый мужчина.
Юноша с натянутой улыбкой, в которой читалось «а что я, собственно, теряю?», прикоснулся к струнам и взял несколько аккордов.
— Вот видите? Чистой воды лажа, — сказал он.
— Вовсе нет, — возразила Луна. — Звучит довольно приятно.
Удивленный, юноша заиграл снова, глядя на свои руки, и полилась прекрасная мелодия. Пальцы его левой руки порхали над ладами, а пальцы правой били по струнам, выстраивая сложный ритмический рисунок. Казалось, руки юноши жили собственной жизнью.
Неуклюжая девушка встала и надела туфельки.
— Вы сейчас сами увидите, — сказала она. — Я вообще не умею танцевать.
Правая нога девушки была слегка искривлена, возможно, в результате какой-то травмы, полученной еще в детстве; похоже было, что она плохо подчиняется своей хозяйке.
Девушка начала танцевать — и нога взлетела вверх, как у балерины. От удивления девушка открыла рот.
— Туфельки! — крикнула она. — Они волшебные!
Оба молодых человека повернулись к Луне.
— Теперь, красавица, смотрите и слушайте, — произнес первый. — И скажите нам, что лучше — музыка или танец?
— Скажу, — улыбнулась Луна. — Я сама имею отношение к искусству и могу высказать квалифицированное мнение, хотя это две разные формы выражения чувств.
Юноша так хорошо играл, а девушка так хорошо танцевала, что вскоре остальные танцующие остановились, чтобы посмотреть и послушать. Некоторые начали танцевать под новую музыку. Но никто не танцевал так хорошо, как неуклюжая девушка, которая буквально скользила по полу, извиваясь в танце. Она не выглядела привлекательной, когда сидела; теперь же ловкость движений делала ее соблазнительной. Глядя на нее, Зейн понял, что физическая красота зависит не от того, как человек сложен, а от того, как он движется.
Лицо девушки залила краска, дыхание стало тяжелым.
— Хватит! — задыхаясь, крикнула она. — Я к этому не привыкла!
Но собравшиеся вокруг зрители хлопали в ладоши, требуя, чтобы она продолжала, а звуки гитары по-прежнему сплетали ткань музыки, ставшую почти что видимой. Воистину оба образчика магии оказались великолепны!
Потом Зейн заметил, что юноша уже не улыбается. Его пальцы были покрыты ссадинами, из которых начинала сочиться кровь, — ведь юноша не был опытным музыкантом и кожа на пальцах не успела загрубеть. Но он не мог перестать играть. Магия вынуждала его продолжать. А девушка…
Обратный отсчет времени на часах Зейна достиг нуля. Девушка вскрикнула и упала.
Теперь Зейн все понял. Эти магические предметы не считались с возможностями человека. Их не беспокоило, хорошо ли человек владеет своими пальцами и не повлечет ли за собой непривычная нагрузка сердечный приступ. Они просто требовали исполнения.
Зейн встал и подошел к девушке, чувствуя какое-то виноватое облегчение от того, что его клиентом оказалась все-таки не Луна. Конечно, ему следовало понять, что из этого выйдет, и предупредить девушку, чтобы она не надевала ужасные туфельки. Он мог бы спасти ей жизнь, а не дожидаться ее смерти.
Сожалея о случившемся, Зейн принял душу девушки и отвернулся от мертвого тела. Остальные зрители застыли, потрясенные внезапной трагедией. Луна тоже была в ужасе.
— Я должна была понять, — сказала она, не отрывая взгляда от застывшего тела девушки. — Я же достаточно сталкивалась с магией, чтобы знать, с какой опасностью могут быть связаны второсортные чары! Ты пришел сюда по делу…
— И если бы ты надела эти туфельки… — начал Зейн.
— Ну вот еще! Я дочь мага, я знаю все эти штучки, мне просто в голову не пришло…
Появился Морт, и они сели на коня. Никто этого не заметил. В состязании между гитарой и туфельками победителей не оказалось. Лишь побежденные.
— А теперь к Природе, конь бледный, — приказал Зейн, выставляя часы по-новой. — Думаю, дорогу ты знаешь.
Морт действительно знал дорогу. Он прыгнул из танцевального зала прямо в небо.
— Да, конечно, смерть — необходимая часть жизни, — говорила Луна, сидя за спиной у Зейна, — и мне вскоре предстоит убедиться в этом на собственном опыте. Но когда видишь смерть своими глазами, она куда сильнее бьет по нервам — особенно когда ты лично оказываешься в этом замешан…
— Да.
Как он это понимает!
— Лучше бы я не согласилась выступить посредником в их споре. Тогда бы девушка могла остаться в живых!
— Нет. Ее смерть была предначертана. Ты не сыграла в этом никакой роли. Точнее, сыграла такую, какую мог бы сыграть первый встречный. Твои действия ничего не изменили.
— Она была совсем невинной!
— Она на пятьдесят процентов принадлежала Злу. Это небезопасно — полагать, что калеки свободны от греха. Они такие же разные, как и здоровые люди. Я не знаю, что привело ее к точке равновесия, но…
— Ты понимаешь, что я имею в виду! Она могла совершить что-нибудь злое, как и все мы, но она не заслужила такой жестокой смерти. Умереть из-за одной минуты в зачарованных туфельках… Должно быть, у нее разорвалось сердце.
Зейн не ответил. Он был согласен с Луной. У него появлялось все больше претензий к системе небесного правосудия и преобладавшим результатам.
— И почему я не поняла, что все это значит?..
— Маги должны были знать, что их артефакты опасны, — пробормотал Зейн.
— Потому-то они и решили испытать их на случайных зрителях, которые ничего в этом не смыслят. Магия в руках дилетанта может быть смертельно опасной.
Конь остановился у жилища Природы. Это был обширный зеленый лес с уходящей вглубь дорогой. На въезде, напоминавшем вход в туннель, стояла приземистая открытая машина с обтекаемым корпусом.
