— Он не сказал, когда вернётся?
— Нет, деточка, — с досадой отвечает. — Но он предупредил, чтобы я за вами присматривала. Вы же не против?
Хоть Каролина и годится мне в матери, но я вовсе не нуждаюсь в материнской заботе. Все эти ухаживания и подношения, от которых моментально становится тошно, не для меня. Нет уж. И нянька мне тоже без надобности, но, думается мне, что я и шагу ступить не смогу в этом доме без особого надзора.
Аппетит резко пропадает. Так и не притронувшись к завтраку, я благодарю раздосадованную Каролину за старания, а после нахожу Стивена на посту охраны. Я прошу его об одном маленьком одолжении, на которое он неодобряюще реагирует. Но в результате, с кем-то посоветовавшись, скорее всего, с самим Даниэлем, Стивен идёт мне на уступки.
Через три долгих часа безделья мы останавливаемся у самого популярного торгового центра нашего города. Но оказавшись внутри, я понимаю, что у меня не получится побродить по магазинам в своё удовольствие. Стивен ходит за мной по пятам, и это не просто смущает, это раздражает так, что у меня пропадает всякое желание заниматься шопинг-терапией. Потому бессмысленное пускание слюней на дизайнерские шмотки и примерка того, чего я не в состоянии себе позволить, откладывается до лучших времён.
— Даниэль один поехал на встречу? — любопытствую я, утомившись от долгого молчания и скитания по магазинам, в которых так ничего и не приглянулось.
— Нет, мэм. С Робом, — коротко отчитывается телохранитель, внимательно рассматривая прохожих, словно тот выискивает злодея.
— Ой, давай вот без «мэм». Можешь называть меня хоть «Пеппи Длинныйчулок», но только не «мэмкай», пожалуйста, — строга я со Стивеном, но в ответ он только молча кивает.
Стивен верен своей работе, он абсолютно предан Даниэлю, и я нисколько не сомневаюсь, что и мне можно на него положиться. Он единственный из числа всех телохранителей, кто не отталкивает меня своим грозным внешним видом. На него стоит только раз взглянуть, чтобы понять, что он тот ещё головорез, маскирующий свою сущность за деловыми костюмами и безупречными манерами, но есть кое-что, что отличает его от прочих. У Стиви очень добрые глаза. Я уверена, когда он сбрасывает с себя весь груз ответственности, то превращается в самого настоящего добряка.
— Стиви, может поможешь мне кое с чем? — спрашиваю, останавливаясь у модного мужского бутика, а мой сопровождающий тем временем смотрит на меня с немым вопрос. — Я хочу приобрести Даниэлю что-нибудь в подарок, но совершенно не знаю, что ему может понравиться.
— Мистер Вульф любит галстуки и дорогие швейцарские часы, — без раздумий отвечает с непроницаемым выражением лица, на что я присвистываю.
— Не дурно! Моя кредитка прям взвизгнула и обожгла мне ляжку. Швейцарские часы мне точно не по карману, а вот галстуки, — задумываюсь. — Хм, так он же их не носит! Разве что на какие-нибудь мероприятия.
— Возможно, но у него собралась уже весьма внушительная коллекция.
С горем пополам я убеждаю Стивена подождать меня за пределами фирменного магазина, пока не выберу для Даниэля самый подходящий подарок. В результате через полчаса мучений я приобретаю, как мне кажется, довольно симпатичную вещицу. Я бы подошла к этому делу более собрано, если бы точно знала о личных предпочтениях Даниэля. Но понять, что нравится Даниэлю, всё равно, что немому заговорить — невозможно, поэтому я поддалась веянию моды и прислушалась к своему вкусу.
В особняк мы возвращаемся только ближе к вечеру, но Даниэль так и не объявился.
Скукота смертная. Столько народу в этом доме, а пообщаться всё равно не с кем. Вспоминаю о своём телефоне, который не видела уже чёрт знает сколько, нахожу его и прихожу в ужас: куча звонков от Хоуп и единственное сообщение от Ника:
«Я порвал с ней, но кажется сделал только хуже».
Звоню Нику, но тот сбрасывает, а затем от него приходит очередное сообщение:
«Я с Изабеллой. Что-то срочное?»
Выходит, они помирились.
От этой новости становится немного легче, но совсем ненадолго. Как только на экране телефона высвечивается имя подруги, я начинаю паниковать. Нервы на переделе от осознания того, что я оказалась никудышной подругой. Я не рассказала ей об изменах Ника, не смогла поддержать её, а теперь ещё и игнорирую. По крайней мере так она сейчас думает. Я не знаю, что ей говорить, но всё равно отвечаю на звонок.
Соображу по ходу. Как-нибудь выкручусь.
— Хоуп, привет! Как дела? Хорошо, что ты позвонила!
Слишком наиграно. Ей не составит труда понять, что я притворяюсь.
— Кто она? Ты её знаешь? — яростно выпаливает взамен приветствия.
— Ты о чём?
— Не прикидывайся дурой, Лекси! Я о той шалаве, на которую твой грёбаный брат меня променял! Ты была всё это время в курсе? — она рвёт и мечет. Предупредительный сигнал о том, что мне несдобровать, тут уже никак не отвертеться.
— Хоуп, успокойся, пожалуйста, — мягко проговариваю, держа в уме мысль о том, что нужно самой попытаться сохранять спокойствие.
— Не заговаривай мне зубы! Отвечай, мать твою! Ты знала? — истерично вопит, мне даже приходится отвести трубку подальше от уха.
Я не привыкла врать, да и не имеет смысла что-то скрывать, если всё и так очевидней некуда.
— Да, Хоуп, прости меня, — испускаю тяжёлый вздох. — Я узнала буквально на днях, но совершенно случайно.
Повисает молчание. Только прерывистое дыхание доносится из трубки. Она плачет, и я тоже не могу сдержать слёз из-за гадких мыслей. На пару с Ником я причинила ей нестерпимую боль.
Я сползаю по стеночке и, прижав коленки к груди, стараюсь всхлипывать бесшумно, как и сама Хоуп.
Обидно. Больно. Невыносимо тяжело.
— Скажи, и каково это? — тихонечко со скрипом она спрашивает.
— Что именно? — так же тихо отвечаю, вытирая слёзы.
— Предавать лучшую подругу… Надеюсь, тебе противно от самой себя.
Ещё как… Ещё как, Хоуп…
— Я не предавала тебя. Поверь, я хотела как лучше. Но ты должна понимать, что я не могла вмешиваться в ваши отношения. Я не могла этого сделать. Вы мне оба очень дороги, пойми.
— Почему ты не звонила мне? — спокойно спрашивает, и я начинаю думать, что она справилась со своим гневом.
— На самом деле я хотела. Просто, — язык не поворачивается рассказать ей правду. — Просто на меня тоже многое навалилось.
Слышу едкое хмыканье.
— Самой не смешно? Что на тебя навалилось? Небось не можешь выбрать каким лаком ногти покрасить? Ха! Навалилось на неё!
— Извини меня, но, по-моему, ты уже перегибаешь, — мне становится неприятно, ведь она даёт мне понять, что я сама посредственность.
— О, ты ещё не знаешь, что такое по-настоящему перегибать! Нашей дружбе конец! Даже и не думай обращаться ко мне, когда тебе понадобится поддержка! А я знаю, она тебе ещё ой как понадобится! Жду не дождусь, когда наступит этот момент! — слышу угрозу и ничего больше, и от этого волосы на голове встают дыбом.
