- Хочу есть… — прошептал Май.
Я кивнула и погладила его запястья, сжав. Они до сих пор тепло согревали мою шею.
— Дай мне десять минут, и я буду готова.
— Ты меня не поняла, Делакруз. Я хочу тебя. Сейчас…
Если бы можно было описать подобные чувства одним словом, я бы назвала именно наши с ним отношения одержимостью. Безумством, с которым Май дышал со мной одним воздухом и заставлял забыть о том, что реальность вообще существует. Что этот кошмар возможен рядом с теми эмоциями, которые он во мне рождал.
— Вкусно, Грета. Каждая часть тебя чертовски вкусная, — хрипло говорил и держал мои локти, пока плавно двигался во мне, стоя сзади, и всё, что я могла слышать его тяжёлое дыхание и свои ответные стоны.
Дикость и необузданность желания стали нашей реальностью, а жажда наслаждения друг другом вытесняла любые мысли. Я не могла думать ни о чём в этот момент. Мысли роились только вокруг ощущений того, как Май мягко прижимает мое лицо к подушкам и ложится всем телом сверху, словно накрывая собой и даря ещё больше удовольствия от того, как нежно задевает чувствительные точки во мне. Как покрывает поцелуями плечи и спину, снова наращивая темп и заставляя прикусывать ткань подушки, чтобы сдержаться от вскрика.
Одно моё движение — продолжение его прикосновений, его горячего дыхания и его любви. Секс менялся. И теперь это не было просто… Это было ещё ярче, чем раньше, потому что безумие стало нашей с ним болезнью.
И она была убийственной и смертельной для всего, что нас окружало. Я сошла с ума окончательно, ведь сама не могла насытиться тем, что получала от Мая взамен. Это стало нашим способом забыть обо всем. Сбежать от всего, приносящего нам боль. Наслаждение и страсть сожгли мои границы. И больше я не позволю лишить меня подобного чувства.
— Ты мой! — поднялась над ним и закатила глаза от удовольствия и новой волны жара, когда руки Мая с силой сдавили ягодицы и стали направлять мои движения бедрами.
Он пульсировал внутри, растягивал меня, и тепло будто само взрывалось во мне, разливаясь по всем венам. Глаза горели только одним желанием — видеть, как от моих острых движений Май прищуривается и сжимает челюсть, резко выдыхая. Это заводило так, что ощущения удваивались и возбуждение только росло. А с ним и стремление доставить Маю счастье и радость. Ведь в какой-то момент он улыбнулся и потянул меня к себе, нежно целуя и глубоко дыша рядом с моим лицом.
Он смотрел на меня с жадностью и молчал, а когда удовольствие заставило меня сжаться от спазмов, притянул уже сильнее и на выдохе, пока я содрогалась от оргазма, резко ответил:
— Твой…
Я снова и снова прокручивала эти моменты в голове. Даже сидя в парке, напротив небольшого фонтана, не думала о том, что вокруг кошмар. Я вдруг поймала себя на мысли, что смотрю на бургер, который купил мне Май и мне хочется улыбнуться, потому что в нем лук, а я не ем его и не переношу на дух.
— Что не так, вкусняшка? — Май сел на лавку, оседлав её, и присмотрелся ко мне.
— Ничего, — ответила и почти откусила часть булки, как еду вырвали из моих рук и впихнули свою картошку фри.
— Что? — я только хотела возразить, как Май отрезал:
— Ты не ешь лук. Я это заметил ещё в столовой, когда наблюдал за тобой. Совсем забыл.
Я застыла и убито сказала:
- Что значит следил?
- А то и значит, вкусняшка. Я следил за каждым твоим шагом весь месяц. Знал во сколько ты возвращаешься в кампус и когда уходишь. Наблюдал, как ты идешь в библиотеку и провожал тебя каждый день домой, как идиот. Вот что ты сотворила со мной, Делакруз. Гордись собой, ещё ни одна девушка не доводила меня до состояния такого отупения.
Он спокойно поправил свою маску на подбородке и стал есть. Невозмутимо поглощал бургер и мычал, как ребенок.
— Очень вкусно. Но… — Май прожевал и сглотнул, — Я наелся лука. Поэтому целоваться ко мне не лезь, вкусняшка.
Я стала смеяться, а потом и вовсе не могла оторвать взгляда от того, как взрослый парень, весь в черном, приподнял ещё и шапку на макушку, а из-под нее стали торчать густые темные волосы.
Словно малолетний парнишка Май продолжал есть и периодически подмигивал мне, когда я выдавала свои гляделки.
— Я красивый и неотразимый самец, Делакруз. Я в курсе. Но если ты не доешь, мне придется тебя заставить съесть всё, на что потрачены мои кровные деньги. Ты бессовестная расточительница. Впрочем, все женщины такие. Но тебя мы отучим от этой пагубной черты характера.
Он шутил, а мне вдруг стало жутко страшно, что вот этот первый наш момент, когда мы действительно вместе и я это понимаю, может оказаться последним.
— Май, они хотят сделать тебя главным подозреваемым по делу Туретто. Если Нам Джун…
— Это тебя не касается. Ты должна продолжать ходить на лекции и учиться, Делакруз, — Май дожевал бургер и вытер лицо салфеткой.
— Ты не понимаешь того, что я тебе рассказала о своем допросе? — холодно переспросила, на что мне не менее холодно ответили:
— По-моему, это моя вкусняшка не понимает того, что я сказал, — Май посмотрел на меня и ровно добавил, — Твоя задача учиться и стать достойным человеком, Грета. Остальное касается меня, и я собираюсь решить всё сам. Поэтому я прямо тебе говорю, Делакруз — тебя это не должно волновать! Всё, что нам нужно — видимость того, что я тварь и ты меня ненавидишь.
— Знаешь что, Ли? — во мне, закономерно, взыграла злость, — Вот это всё попахивает тиранией.
— Если бы она тебя не заводила, вкусняшка, ты бы не пришла ко мне и не потребовала признаться в самом глупом поступке в моей жизни.
— Значит то, что ты мне в чувствах признался это глупость? — я хотела было вскочить, но только поднялась, как тут же захотелось сесть обратно.
— Ты моя, а я твой, Грета, — он даже не смотрел на меня, а продолжал собирать обертки от еды и складывать в бумажный пакет, — Ты сама спросила меня об этом — я ответил. Однако есть одно "но", и тебе о нём хорошо известно.
Май наконец, посмотрел на меня и тихо, но уверенно сказал:
— Я буду решать такие проблемы сам. Моя женщина никогда не будет втянута в подобное дерьмо. А поскольку моя женщина — ты, можешь забыть о самоуправстве навсегда. Нравится тебе это, или нет, Делакруз, но я не собираюсь мириться с тем, что ты хочешь быть замешана в подобном. Поэтому ты будешь сидеть тихо, и не станешь лезть туда, куда женщина вообще не должна вмешиваться! И на этом, пожалуй, точка. Я такой, какой есть, Грета. Другим не стану и меняться не собираюсь, потому что меня моя жизненная позиция устраивала ровно до того момента, пока не появилась ты. А там, где заканчивается "ты", начинается "мы". Я мужчина, и это дерьмо — мои заботы. С этого и начнем наше "мы".
Я чуть не выронила свои остатки фри на пол. Не могла проронить и слова в ответ, потому что не смогла бы подобрать ни единого. Это дико, но то что он говорил казалось мне правильным, и таким, каким должно на самом деле быть.
